Хаос - [40]
— За что? — искренне изумился Борух. — За обломанные черешки?
— Разве я продавал черешки? — внезапно взорвался господин Пфеффер, бледный худой человечек с редкой бороденкой и в толстых очках. — Я продавал фрукты! Когда покупаю груши и вижу, что груши хороши, разве могу сказать, что ножки не в порядке и поэтому не стану платить?!
— Разве я покупал груши? — кричал Борух. — Разве этрог — это груша? Вы прекрасно понимали, что я из этрогов не варенье варить собираюсь!
— А мое какое дело, зачем вы их покупаете! По мне, так хоть со взбитыми сливками их ешьте!
— Господин председатель! — вмешался Ханк. — Вы же видите, переговоры по мировой не имеют никакого смысла!
— Отчего же? — Бандман удобно откинулся на высокую спинку судейского кресла и с удовольствием наблюдал за перебранкой противников. — Мне кажется, они на пути к взаимопониманию. Дайте людям высказаться, господин адвокат Кан!
— Ханк!
— Ханк? — с явным удивлением переспросил Бандман. — Но на сей раз вы заблуждаетесь! Вы сами заявили для протокола, что по высочайшему благоволению поменяли свое имя и теперь носите фамилию Кан, разве не так?
Ханк судорожно глотал воздух.
— Господин референдарий Ленсен, — озабоченно попросил Бандман, — посмотрите, пожалуйста, в протоколе, как там записано?
Хайнц низко склонился над протоколом. Ему пришлось дважды перечитать, прежде чем он смог ответить по возможности деловым тоном:
— Адвокат Ханк, прежде Кан.
— Ах, так? Надо же! В таком случае прошу прощения. Вполне извинительное заблуждение, не правда ли? Ведь могло бы быть и наоборот. Ханк! Теперь я запомню.
— Убедительно просил бы! — огрызнулся разъяренный Ханк.
— Да что ж с такой обидой-то? — попенял председатель. — Я допустил промах и признал это. Теперь вот вспоминаю, вы абсолютно точно называли себя Ханк и еще добавили, что от крещения до сего дня.
— Вообще-то это я сказал! — ухмыльнулся Венцель.
— Тоже допускаю. Надеюсь, инцидент исчерпан. Итак, вернемся к нашим райским яблокам. Вы, господин Борух, как я понял, испытываете сомнение в возможности использования плодов без плодоножек в религиозных целях?
— Без черешков этроги не могут применяться! У меня их ни один человек не купит, поскольку с ними нельзя молиться!
— Что скажет на это истец?
— По этому пункту ничего, — ответил Ханк, ощутивший настоятельную потребность немного активизировать свою роль. — Мы здесь не будем входить в детали, лично я в этом совсем не разбираюсь, но…
— Что?! — встрял Борух. — Вы не разбираетесь? И при этом покойный Лейзер Кан был кантором в Вонгровецкой синагоге!
— Прошу оградить меня от нападок! — не своим голосом заорал Ханк.
— Господин Борух, — внушительно изрек Бандман. — Прекратите прерывать заседание и оставьте ваши неподобающие замечания в адрес господина представителя истца. Покойный Лейзер Кан из Вонгровеца не имеет никакого отношения к суду, равно как и к господину адвокату Ханку. Это понятно?
— Но адвокат Кан, то есть Ханк, прекрасно знает… все евреи знают…
— Я протестант, если вы не против! — резко осадил его Ханк.
Борух внимательно посмотрел на него и вдруг совершенно успокоился.
— Нет, ничего не имею против! — Он отступил на несколько шагов. — Я не знал, что адвоката крестил господин Пфеффер!
— Я тут ни при чем! — запротестовал Пфеффер. — Он крестился во время процесса! Я к тому времени уже внес задаток!
— Это неслыханно! — возмутился Ханк. — Я сложу с себя полномочия, если вы скажете еще хоть слово!
— Господин адвокат! — призвал Бандман. — Не надо так раздражаться. Побольше христианского милосердия!
— Выражаю протест против непрекращающихся оскорбительных антисемитских замечаний, направленных на меня со стороны господина председателя! — Ханк окончательно вышел из себя.
— Антисемитских? Оскорбительных? — тоном, полным недоумения, воскликнул Бандман и наигранно-растерянным взглядом обратился к заседателям, те ответили ему соответствующими минами. — Антисемитские и оскорбительные замечания? Но разве вы еще иудей, господин Ханк?
Ханк больше не мог стерпеть, он судорожно сгреб свои бумаги и бросился прочь из зала.
— Нет, вы видели что-либо подобное? Что это с ним? — Бандман свысока обвел взглядом всех присутствующих и остановился на Ленсене, который, скрючившись, корпел над протоколом. — Вы все запротоколировали, господин референдарий, не так ли? Господин советник юстиции Венцель внес предложение отклонить апелляцию. Оглашение приговора назначается по истечении восьми дней!
Хайнц Ленсен уныло брел из суда домой, под мышкой папка со злосчастным делом «Пфеффер против Боруха». Апелляция, по его мнению, уже была отклонена, и в ближайшие дни осталось только оформить решение суда. Дальнейших неприятностей ждать не приходилось, и сейчас его мысли занимала не столько юридическая сторона дела, сколько сама процедура сегодняшнего заседания, свидетелем и хронистом которого он оказался в силу обстоятельств.
Манера, в которой Бандман обращался с несчастным адвокатом, удручила и разъярила Хайнца. Он подозревал, что все выпады судьи метили главным образом в него, который в одно время с Каном сменил веру и имя, поэтому ему приходилось держаться тишайшим образом и молча вести протокол. А вот адвокат до известной степени имел возможность противостоять этим подлым инсинуациям. Однако новоиспеченный господин Ханк оказался не той персоной, чтобы с достоинством отстаивать свою позицию!
Предлагаемые повести — яркий дебют начинающего писателя (род. 1945 г.) — восторженно встречены польскими читателями и высоко оценены критикой. Станкевич — сын польского повстанца, царский офицер — бесславно и бесцельно погибает в гражданскую войну, не веря в дело, которому служил. Рогойский («Возвращение») приезжает в Польшу в 1919 году, опустошенный и равнодушный ко всему, что происходит в его стране. Исполненные высокого нравственного смысла, повести читаются с большим интересом.
К 2134 году человечество получает возможность корректировать события прошлого. Это позволяет избежать войн, насилия и катастроф. Но не всё так просто. В самом закрытом и загадочном городе на Земле, где расположена Святая Машина — девайс, изменяющий реальность, — происходит череда странных событий, нарушающих привычную работу городских служб. Окончательную судьбу города решит дружба человека и ога — существа с нечеловеческой психикой, умудрившегося сбежать из своей резервации.
Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.
В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.
Британка Руби мечтает найти могилу мужа, пропавшего без вести, покаяться в совершенном грехе и обрести мир в своей душе. Элис, оставив свою благополучную жизнь в Вашингтоне, мчится в Европу, потому что уверена: ее брат Сэм жив и скрывается под вымышленным именем. Немка Марта рискнула всем, чтобы поехать в Бельгию. Она отлично понимает, как встретят ее бывшие враги. Но где-то в бельгийской земле лежит ее старший сын, и она обязана найти его могилу… Три женщины познакомятся, три разные судьбы соединятся, чтобы узнать правду о мужчинах, которых они так любили.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.