Хаос - [42]
Хайнц медленно продолжил свой путь через Тиргартен.
Как, как же дошло до того, что теперь, в новые времена, когда угроза жизни и смерти миновала, сыновья этих старинных аристократических фамилий массово дезертируют? Что почти у всех у них один идеал: бесследно раствориться в большинстве, отказаться от печати избранности? За мишурный аксельбант, за пару эполет, за жалкое доходное местечко они отворачиваются от того, чем не поступились их отцы в смертельной опасности и под пытками.
Что за абсурдные игры всемирной истории, если на протяжении тысячелетий нечто пестовалось и сохранялось с беспримерной сплоченностью, чтобы в тот момент, который выглядит безопасным, выбросить это за ненадобностью.
Неужели история столь бессмысленна? Или нынешнее время — это испытание огнем, из которого снова выйдут лишь немногие, лучшие, как высшие и последние избранные?
Лучшие — к которым ханки и ленсены уж точно не принадлежат!
Возможно, и даже наверняка, его предки держатся за древние, давно устаревшие суеверия, которые не могут лишать его свободы действия, его, раскрепощенного и просвещенного сына своего времени. Но понять суть дела и вынести собственное суждение он бы должен.
Теперь, разумеется, уже поздно. Он сделал огромный шаг, нимало не задумавшись, зачем и почему. И он не способен защищать свою позицию, если бы она подверглась атаке.
А так ли уж все поздно на самом деле? Разве не имеет смысл еще сегодня — или особенно сегодня — разобраться в запутанном вопросе, чтобы, если понадобится, обоснованно доказать, что переход в другую религию был нравственно правомерен, и выступить с открытым забралом против всяческих нападок и подозрений!
А как быть, если результат выйдет не таким, как он ожидает?
Хайнц нервно рассмеялся: в какие дебри его завел дурацкий инцидент на сегодняшнем заседании! Он, не испытывающий никаких религиозных потребностей, он, понятия не имеющий о таких вещах, как «вера», вдруг принялся всерьез рассуждать об изучении религии, да еще такой допотопной, застоявшейся в одиозной занудной форме! Он живо представил себе, как торжественно шествует в синагоге с райскими яблоками в толпе старых бородатых евреев. Да уж, сюжет для сестричкиных россказней!
Внезапно всплыло в памяти, что у Эльзы сегодня день рождения, и к этому часу гости, должно быть, уже собрались. Последний отрезок до дома он преодолел чуть ли не бегом.
Эксцентричная сцена у парадной заставила его застыть в нерешительности.
Бледный юноша, примерно его роста, одетый прилично, но явно с восточным колоритом, пререкался с консьержем. Консьерж, видно, спешно выбежал из своей каморки — рукава его рубахи были закатаны. Он заслонял собою вход, отчаянно жестикулируя мускулистыми руками. Заметив в отдалении Хайнца, он прибавил энтузиазма в голосе:
— В последний раз говорю: убирайтесь отсюда! Нет здесь никаких Левизонов! Вон, молодой хозяин возвращается домой, можете его спросить, коли не верите!
Хайнц медленно побрел к подъезду, мысли его были заняты странным совпадением: видно, не случайно именно теперь ему ниспослан ортодоксальный еврей. Молодой человек обернулся и пошел ему навстречу, задумчиво, с легкой улыбкой на губах.
Не представитель ли он той самой древней аристократии? Не один ли из тех, кто выдержал испытание огнем, которым такие, как Ханк, и в подметки не годятся?
Хайнц был настолько погружен в свои размышления, что прослушал вопрос Йосла.
— Простите, что вы говорите? — он помотал головой, стряхивая мысли.
— И вот я пришел вернуть деньги, — закончил Йосл свою фразу.
— Какие деньги?
— Десять марок!
В одной руке Йосл держал банкноту, в другой — корешок почтового перевода.
— Десять марок?
— Да, отправленные Борнштейну для Лифшица.
Хайнц вспомнил о просительном письме и свой филантропический порыв. Он окинул Йосла удивленным взглядом:
— И вы возвращаете мне деньги?
— Я в них не нуждаюсь, — Йосл опустил смущенный взор.
— Так вы Лифшиц?
Йосл зарделся и ответил вопросом на вопрос:
— А вы Левизон?
Хайнца тоже бросило в краску, и он поднял глаза к небесам.
В этот момент со стороны набережной из-за угла квартала вывернул автомобиль и, приближаясь к дому, стал снижать скорость.
— Идемте! — коротко бросил Хайнц, почуяв опасность, и быстро зашагал к подъезду.
Йосл поспешил за ним.
Из авто вышли председатель ландгерихта Ленсен и два молодых господина. Ленсен сам расплатился с водителем, несмотря на протест спутников, которые желали внести свою долю.
— Ни в коем случае, господин лейтенант! Я просто прихватил вас с собой. Прошу вас! Проходите, господин асессор Борхес! В чем дело, Бёме?
Консьерж снова покинул свой пост, выступив навстречу господам, на его пунцовом лице читалось раскаяние, глаза испуганно бегали.
— Господин председатель! — взволнованно запыхтел он. — Я, честное слово, не виноват! Молодой господин… господин референдарий не дал мне! Я хотел его вышвырнуть!
— В чем дело? — повторил ничего не понимающий Ленсен. — Да говорите же!
Молодые люди с веселым любопытством разглядывали ревностного цербера.
— Ну, этот проклятый израильтянин! Попрошайка! Вот. Он поднялся вместе с господином референдарием! То ли Лифшиц, то ли Борнштейн, он толковал. Я ему сразу от ворот поворот, нет, дескать, здесь никаких Левизонов, и христопродавцам здесь ловить нечего!
Книга эта – вне жанра. Книга эта – подобна памяти, в которой накоплены вразнобой наблюдения и ощущения, привязанности и отторжения, пережитое и содеянное. Старание мое – рассказывать подлинные истории, которые кому-то покажутся вымышленными. Вымысел не отделить от реальности. Вымысел – украшение ее, а то и наоборот. Не провести грань между ними. Загустеть бы, загустеть! Мыслью, чувством, намерением. И не ищите последовательности в этом повествовании. Такое и с нами не часто бывает, разве что день с ночью сменяются неукоснительно, приобретения с потерями.
К 2134 году человечество получает возможность корректировать события прошлого. Это позволяет избежать войн, насилия и катастроф. Но не всё так просто. В самом закрытом и загадочном городе на Земле, где расположена Святая Машина — девайс, изменяющий реальность, — происходит череда странных событий, нарушающих привычную работу городских служб. Окончательную судьбу города решит дружба человека и ога — существа с нечеловеческой психикой, умудрившегося сбежать из своей резервации.
Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.
В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.
Британка Руби мечтает найти могилу мужа, пропавшего без вести, покаяться в совершенном грехе и обрести мир в своей душе. Элис, оставив свою благополучную жизнь в Вашингтоне, мчится в Европу, потому что уверена: ее брат Сэм жив и скрывается под вымышленным именем. Немка Марта рискнула всем, чтобы поехать в Бельгию. Она отлично понимает, как встретят ее бывшие враги. Но где-то в бельгийской земле лежит ее старший сын, и она обязана найти его могилу… Три женщины познакомятся, три разные судьбы соединятся, чтобы узнать правду о мужчинах, которых они так любили.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.