Хаос - [34]
— Увольте, господин доктор! — раздраженно перебил раввина Гермерсхайм. — По вашей просьбе я уже взял Клука пайщиком на свою фабрику. И вообще, не пора ли довести до ума наш договор?! Мне еще надо успеть на заседание правления Союза сторонников субботы! Отныне я могу не прекращать производство и по субботам. Так что буду вынужден уволить всех еврейских служащих.
— Всех еврейских служащих?
— Само собой разумеется! Если фабрика будет работать и по субботам, то я должен требовать, чтобы все работники появлялись на своих рабочих местах. Среди шестидесяти единиц персонала, естественно, найдется достаточное количество желающих трудиться по субботам. И я, несомненно, никогда не допущу на моем предприятии осквернения субботы евреями. Так что…
Раввин взирал на него в явном расстройстве.
— Прискорбно. Это коснется многих. Милостивая госпожа, — он перевел рассеянный взгляд на Шану. — Как видите, в сложившихся обстоятельствах я не в силах вам помочь. Однако буду иметь ваше дело в виду. И если вы снова решите обратиться ко мне… Краузе, у вас готово? Не соблаговолите ли, господин Гермерсхайм, проверить, насколько качественно выбрит Клук? А вы, господин Блут, не забудьте, что все договоры купли-продажи должны быть заверены печатями! Итак, госпожа, возможно, что-то еще удастся сделать, у господина Гермерсхайма есть связи. Если только он найдет нужным! Но и вы должны пойти на маленькие уступки! От вас не убудет, если вы, скажем, приплетете искусственную косу или наложите шиньон. Думаю, его это устроит. По крайней мере, формальности будут соблюдены. На худой конец, и это можно будет определить достаточным.
— Господин раввин! — Шане кровь кинулась в лицо. — Не стоит так хлопотать! Что вам угодничать передо мной? Я же не Господь Бог!
И вышла.
По договоренности с мужем встретиться у Кайзера, Шана поднималась по узкой лестнице в мрачном обветшалом доме на Аугустштрассе. В полутьме она с трудом разбирала таблички на дверях квартир. Казалось, весь дом заполонили студенты. Наконец на четвертом этаже, под эмалированной табличкой «Денеке», она разглядела простенькие «канд. фил. Якоб Кайзер», рядом «канд. мед. Фриц Гамбургер».
Она дважды коротко нажала на едва поддающуюся кнопку звонка, как было обозначено на табличке. Изнутри послышалась мелодия вальса в клавишной вариации. Зашаркали шаги, заскрипела дверь, раздвинулась щель на длину цепочки, и в ней показался внимательный глаз на широком бабьем лице. Потом дверь закрылась, открылась снова, на этот раз широко, и проем заняла объемистая фигура дородной особы. Особа, как своей, протянула Шане полную руку и одарила сердечным рукопожатием.
— Заходите, заходите, милая! — на шаг отступила она, смеясь без видимой причины. — Эй, дети! Ну и повезло вам, шалопаи! — крикнула она куда-то в глубь помещений. — Вот и партнерша господину Гермерсхайму! Нет, что за мир! Заходите же, милочка! Чем ближе к ночи, тем приятней гости! Рассмотрим вас со всех сторон!
Она впустила озадаченную Шану в темную прихожую. Через открытую дверь из ближайшей комнаты пробивался луч света. Шана сделала пару шагов. За фортепьяно сидел белокурый молодой человек в одной рубашке, на диване другой — между двумя девушками. Черноволосая с сигаретой во рту собирала распущенные волосы. Вторая, блондинка, легко вспорхнула и подлетела к двери. За ней обозначился силуэт высокого, одетого с элегантной небрежностью юноши.
— Заходите, не стесняйтесь! — прощебетала блондинка. — Кого вы нам тут доставили, фрау Денеке? Я — Аманда. Рожденная глупышкой, конфирмирована и необразованна! — Она повисла на руке Шаны и залилась смехом. — А вы, фрейлейн? Откуда вы нам явились?
— Простите… Наверное, это ошибка… — пролепетала совершенно сбитая с толку Шана. — Я… Я хотела… Господин Кайзер здесь живет?
— Уи! Йес! — радостно взвизгнула Аманда, отпуская руку Шаны, и схватила за руки высокого молодого человека, задергала его за рукава лощеного сюртука, содрогаясь от смеха. — А я уж подумала, это к тебе, милейший господин Гермерсхайм!
— Вот те раз! — покачала головой фрау Денеке. — А я-то уж подумала, кадрилья в полном составе! И снова вы один, господин Гермерсхайм!
— Хватит вам дурачиться! — крикнула брюнетка с дивана. — Фрейлейн черт знает что может подумать! Проводите ее уже!
Высокий молодой человек, сопя, приблизился к Шане и галантно поклонился:
— Меня зовут Гермерсхайм. Прошу, госпожа, сюда! Позвольте! Мой друг Кайзер дома. И не один. Мы все студенты, милостивая госпожа, и как раз изучаем талмудический трактат…
Он открыл одну из дверей.
— Господин Кайзер! К вам дама! — пронзительно выкрикнула Аманда и снова прыснула.
Шана в сопровождении Гермерсхайма вошла в комнату Кайзера. Длинное помещение освещалось лишь светом из окна, выходящего во двор и косо расположенного в нише. Там же стоял стол, заваленный фолиантами, в которых Шана легко распознала тома Талмуда. Склонившись над книгами, сидели четверо. Йосл и рядом другой молодой человек — по описанию, Кайзер; далее среднего роста мужчина лет сорока с пепельно-рыжей округлой бородой и еще один рыжеватый такого же возраста с ярко выраженной туповатостью на лице.
Британка Руби мечтает найти могилу мужа, пропавшего без вести, покаяться в совершенном грехе и обрести мир в своей душе. Элис, оставив свою благополучную жизнь в Вашингтоне, мчится в Европу, потому что уверена: ее брат Сэм жив и скрывается под вымышленным именем. Немка Марта рискнула всем, чтобы поехать в Бельгию. Она отлично понимает, как встретят ее бывшие враги. Но где-то в бельгийской земле лежит ее старший сын, и она обязана найти его могилу… Три женщины познакомятся, три разные судьбы соединятся, чтобы узнать правду о мужчинах, которых они так любили.
Макс жил безмятежной жизнью домашнего пса. Но внезапно оказался брошенным в трущобах. Его спасительницей и надеждой стала одноглазая собака по имени Рана. Они были знакомы раньше, в прошлых жизнях. Вместе совершили зло, которому нет прощения. И теперь раз за разом эти двое встречаются, чтобы полюбить друг друга и погибнуть от руки таинственной женщины. Так же как ее жертвы, она возрождается снова и снова. Вот только ведет ее по жизни не любовь, а слепая ненависть и невыносимая боль утраты. Но похоже, в этот раз что-то пошло не так… Неужели нескончаемый цикл страданий удастся наконец прервать?
Роман «Год, год, год…» (в оригинале «Где ты был, человек божий?») был выпущен «Молодой гвардией» и получил много добрых отзывов читателей и прессы. В центре романа — образ врача, сорок лет проработавшего в маленькой сельской больнице, человека редкой душевной красоты, целиком отдавшего свою жизнь людям.
Автор – профессиональный адвокат, Председатель Коллегии адвокатов Мурадис Салимханов – продолжает повествование о трагической судьбе сельского учителя биологии, волей странных судеб оказавшегося в тюремной камере. Очутившись на воле инвалидом, он пытается строить дальнейшую жизнь, пытаясь найти оправдание своему мучителю в погонах, а вместе с тем и вселить оптимизм в своих немногочисленных знакомых. Героям книги не чужда нравственность, а также понятия чести и справедливости наряду с горским гостеприимством, когда хозяин готов погибнуть вместе с гостем, но не пойти на сделку с законниками, ставшими зачастую хуже бандитов после развала СССР. Чистота и беспредел, любовь и страх, боль и поэзия, мир и война – вот главные темы новой книги автора, знающего систему организации правосудия в России изнутри.
Однажды утром мать Деминя Гуо, нелегальная китайская иммигрантка, идет на работу в маникюрный салон и не возвращается. Деминь потерян и зол, и не понимает, как мама могла бросить его. Даже спустя много лет, когда он вырастет и станет Дэниэлом Уилкинсоном, он не сможет перестать думать о матери. И продолжит задаваться вопросом, кто он на самом деле и как ему жить. Роман о взрослении, зове крови, блуждании по миру, где каждый предоставлен сам себе, о дружбе, доверии и потребности быть любимым. Лиза Ко рассуждает о вечных беглецах, которые переходят с места на место в поисках дома, где захочется остаться. Рассказанная с двух точек зрения — сына и матери — история неидеального детства, которое играет определяющую роль в судьбе человека. Роман — финалист Национальной книжной премии, победитель PEN/Bellwether Prize и обладатель премии Барбары Кингсолвер. На русском языке публикуется впервые.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.