Хаос - [32]
Приближался Песах, еврейская Пасха. И, как обычно, этот праздник памяти об исходе детей Израилевых из Египта совершал в каждом еврейском хозяйстве небольшую революцию. Требование убрать из дома все следы квасного подвигало на масштабную генеральную уборку, чтобы не осталось ни одного стола или шкафа с невыдвинутым ящиком, ни одного пиджака и пальто с невывернутым карманом, ни одного невыбитого ковра, ни одной непромытой чернильницы, ни одной непротертой книги. Когда стулья перевернуты на столы и тоскливо торчат ножками к потолку, когда посуда, целый год служившая верой и правдой, исчезает в огромных корзинах, когда в ящиках, тщательно оберегаемых от соприкосновения с любыми следами хамеца, штабелями возвышаются листы мацы, пресных хлебов праотцев, — тогда все выглядит так, будто предстоит новый исход из страны рабства и будто ожидается скорый призыв к возвращению в земли предков. Наконец наступает седер, пасхальный вечер, семья церемонно собирается за столом и, вместо призыва на родину, из уст отца семейства выслушивает утешение: «В этом году еще на чужбине, в следующем году в Иерусалиме!»
Так из года в год обнадеживаются дети Израилевы. Так уже почти две тысячи лет снаряжаются они в поход и терпеливо лелеют неизбывную надежду.
В этом году так далеко еще не зашло, еще царил во всех еврейских жилищах на земном шаре, как и в доме доктора Розенбахера, хаос, и только посвященный мог ощутить дух праздника, витавший над водами, которые выливали из ведер в комнатах, на площадке и на лестничной клетке.
Только кабинет пока что удавалось раввину отстаивать от штурма женской гвардии, вооруженной тряпками и швабрами. Все остальные помещения уже пали под натиском пасхальной уборки и были защищены до праздника от вторжения. Так что теперь его кабинет служил одновременно приемной, столовой, спальней и всем прочим. И все, у кого был спрос на помощь раввина, скопом толпились здесь же и были вынуждены выслушивать нужды других страждущих.
Шана с удивлением наблюдала сутолоку на маленьком пятачке переполненной комнаты — возможностей оглядеться у нее было предостаточно. Раввин выслушал ее отзывчиво и внимательно, попросил присесть и обождать. В настоящий момент он диктовал, расхаживая по комнате, сцепив руки под полами сюртука; в углу рта сигарета, на макушке черная кипа. Юношески светлые волосы обрамляли узкий череп, вытянутое лицо завершала короткая бородка клинышком.
— Параграф восемнадцать. Сторона договора Август Фердинанд Клук категорически отказывается от принадлежащих ему по закону прав на ознакомление с бухгалтерскими книгами и деловыми бумагами, на контроль за балансом и прочими финансовыми отчетами, на выдачу каких бы то ни было сведений по производственному процессу на совместном предприятии…
Узкогрудый очкарик за письменным столом усердно записывал за раввином. Когда тот делал паузу, чтобы между делом решить вопрос с кем-то из посетителей, человечек поспешно пододвигал к себе по одному из стопки формуляров и заполнял его.
Сбоку от стола, откинувшись в мягком кожаном кресле, удобно устроился тщательно одетый господин с седоватой эспаньолкой, его начищенный до блеска цилиндр высился на краешке столешницы. Он внимательно слушал, небрежно листая торговый кодекс, снятый с одной из массивных книжных полок, занимавших почти все стены.
Возле него стояла женщина в шали на плечах, в объемистом парике и без шляпки, в руке она держала открытую корзину с забитым гусем.
Далее на диване дама в дорогой горжетке, с большими бриллиантами в ушах нервно следила испуганным взглядом за вышагивающим раввином.
У окна торчал сухопарый мужчина, разложивший на курительном столике перед собой целую коллекцию тюбиков и баночек.
Рядом ждал маленький астматического вида человек с множеством ключей на колечках. Через руку у него висел ворох странной формы ремней.
У двери топталась группа русских евреев со счетными книгами и бумагами.
Сама Шана притулилась подле невысокого шкафчика, ловко пристроенного меж книжных полок, искусно вышитая завеса на нем наглядно свидетельствовала, что там хранится свиток Торы.
И завершала всю компанию гурьба мужчин и женщин напротив письменного стола, судя по одежде, из разных слоев общества, но всех их объединяло одно: каждый держал за руку ребенка лет шести.
В темном углу за письменным столом, едва различимый на первый взгляд, замер просто одетый несуразный мужчина с лохматой каштановой шевелюрой и такого же цвета усами. Он не проявлял ни малейшего интереса к происходящему вокруг, изредка клевал носом и, казалось, спал стоя. Время от времени человечек за столом махал ему подойти, тогда он приближался, брал у того из рук перо, склонял кудлатую голову с лоснящимся красным лицом и, высоко подняв брови, неуклюжим движением писал одно только слово на указанном ему пальцем месте: «Клук»; при этом не уделяя внимания содержанию бумаг.
— Параграф девятнадцать, — продолжил диктовку раввин. — В отношении открытого торгового товарищества «Гермерсхайм и Ко» устанавливается следующее… Ах, господин Гермерсхайм, — он повернулся к человеку в кресле, — пожалуйста, откройте в кодексе
Однажды в начале лета на рыболовную базу, расположенную на Ладоге, приехали трое мужчин. Попали они сюда, казалось, случайно, но вероятно, по определенному умыслу Провидения. Один – профессор истории, средних лет; второй – телеведущий, звезда эфиров, за тридцать; третий – пожилой, очень образованный человек, непонятной профессии. Мужчины не только ловят рыбу, а еще и активно беседуют, обсуждая то, что происходит в их жизни, в их стране. И еще они переживают различные и малопонятные события. То одному снится странный сон – волчица с волчонком; то на дороге постоянно встречаются умершие животные… Кроме того, они ходят смотреть на петроглифы – поднимаются в гору и изучают рисунок на скале, оставленный там древними скандинавами…
Наверно, редкий человек сегодня не замечает, как меркнут в нашей жизни простые общечеловеческие ценности – дружба, участие, благородство, уважение, и как расцветают – малодушие, тщеславие, стяжательство, подлость, обман. Как так случилось, что за каких-то два десятилетия мир внутри нас так изменился? Эта книга ориентирована на читателей разного возраста и предназначена для семейного чтения.
Роман «Год, год, год…» (в оригинале «Где ты был, человек божий?») был выпущен «Молодой гвардией» и получил много добрых отзывов читателей и прессы. В центре романа — образ врача, сорок лет проработавшего в маленькой сельской больнице, человека редкой душевной красоты, целиком отдавшего свою жизнь людям.
Автор – профессиональный адвокат, Председатель Коллегии адвокатов Мурадис Салимханов – продолжает повествование о трагической судьбе сельского учителя биологии, волей странных судеб оказавшегося в тюремной камере. Очутившись на воле инвалидом, он пытается строить дальнейшую жизнь, пытаясь найти оправдание своему мучителю в погонах, а вместе с тем и вселить оптимизм в своих немногочисленных знакомых. Героям книги не чужда нравственность, а также понятия чести и справедливости наряду с горским гостеприимством, когда хозяин готов погибнуть вместе с гостем, но не пойти на сделку с законниками, ставшими зачастую хуже бандитов после развала СССР. Чистота и беспредел, любовь и страх, боль и поэзия, мир и война – вот главные темы новой книги автора, знающего систему организации правосудия в России изнутри.
Однажды утром мать Деминя Гуо, нелегальная китайская иммигрантка, идет на работу в маникюрный салон и не возвращается. Деминь потерян и зол, и не понимает, как мама могла бросить его. Даже спустя много лет, когда он вырастет и станет Дэниэлом Уилкинсоном, он не сможет перестать думать о матери. И продолжит задаваться вопросом, кто он на самом деле и как ему жить. Роман о взрослении, зове крови, блуждании по миру, где каждый предоставлен сам себе, о дружбе, доверии и потребности быть любимым. Лиза Ко рассуждает о вечных беглецах, которые переходят с места на место в поисках дома, где захочется остаться. Рассказанная с двух точек зрения — сына и матери — история неидеального детства, которое играет определяющую роль в судьбе человека. Роман — финалист Национальной книжной премии, победитель PEN/Bellwether Prize и обладатель премии Барбары Кингсолвер. На русском языке публикуется впервые.
Либби Миллер всегда была убежденной оптимисткой, но когда на нее свалились сразу две сокрушительные новости за день, ее вера в светлое будущее оказалась существенно подорвана. Любимый муж с сожалением заявил, что их браку скоро придет конец, а опытный врач – с еще большим сожалением, – что и жить ей, возможно, осталось не так долго. В состоянии аффекта Либби продает свой дом в Чикаго и летит в тропики, к океану, где снимает коттедж на берегу, чтобы обдумать свою жизнь и торжественно с ней попрощаться. Однако оказалось, что это только начало.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.