— Нет! — замахал руками Рыков. — Не трудитесь, тут рядом, доковыляю…
Явно испугался встречи с милиционером.
— Нет, уж садись! — сурово сказал Пантюшкин и Рыков послушно сел, пристроив на подножке забинтованную ногу.
— Где это тебя так угораздило?
— Да… гирей пришиб…
Пантюшкин опешил от чистосердечного признания и повез Рыкова не сразу в отделение, а к нему домой.
Возле дома Рыков спешно слез с мотоцикла и не успел милиционер рта раскрыть, как он бросился к канаве.
— Стой! — закричал Пантюшкин с ужасом глядя, как Рыков нырнул под мосток и скрывается в пыльных зарослях репейника. В два прыжка Пантюшкин настиг его, хотел ухватить за воротник, но Рыков спокойно поднял голову и сказал:
— Ох и вредная женщина эта Капка… Гляди!
Рыков отогнул куст репейника и Пантюшкин увидел две десятикилограммовые спортивные гири…
— Это пока я на перевязку ходил, она их в канаву выставила. А ведь и ногу пришиб этой гирей из-за нее… Я зарядку делал, а она как ставней ударит… Я от неожиданности гирю на ногу и поставил… Ну, что за человек?!
Глава 12. Письмо неизвестного
Баба Клава с самого утра была не в духе. Ее плохое настроение здорово сказалось на Димке с дедом. Только Димка хотел незаметно улизнуть со двора, как из огорода возникла бабушка с граблями наперевес и преградила дорогу:
— Со двора — ни шагу! Учительница на собрании велела вас к труду приучать, неслухов! Сложишь дрова, и марш морковку прореживать…
Димка поплелся собирать дрова. Очень он был расстроен. Потому что сегодня школьная радиостанция, которую мальчишки оборудовали в школьном подвале, впервые выходила в эфир. Чуть свет прибегал Никитка с одноклассником Петей Малиночко — торопили. Самое обидное, что Димка имеет к созданию этой радиостанции самое непосредственное отношение. Можно сказать, она появилась на его костях. Он еще может здорово пострадать из-за нее. Они рисовали с Никиткой радиолюбительские карточки на белом картоне. А этот Малиночко — так: сбоку-припеку и пожалуйста — присутствует при таком торжественном моменте. Вдруг с какой-нибудь экспедицией свяжутся или потерпевшим бедствие кораблем… Эх, как обидно…
— Гля! Гля! Гнется, как подневольный… — проворчала баба Клава. — А надо, чтобы дело в руках горело!
Она окинула двор хозяйским глазом и обнаружила еще один непорядок. Дед Ваня просто так сидел на бревне и чистил свой мундштук ее шпилькой.
— А! А! Еще один бестолочь! Поигрывает…
— Да, Клавдя, я в его годы пас коз в деревне… — поддакнул дед.
— Эка невидаль, он коз пас! Тогда все пасли! Бросай игрушку и дрова сложи с внуком… А то он один-то накладет…
Она выхватила шпильку из дедовых рук и ушла в избу.
Дед и внук складывали поленницу. На поленьях кое-где на круглых коричневых сучках застыли янтарные капли смолы. Как слезы на глазах.
«Вот вожусь тут с проклятыми дровами, а Никитка небось уже кричит в микрофон: «Всем-всем-всем…» Его могут услышать на Занзибаре, или даже откликнется король Хусейн из Иордании. Он тоже радиолюбитель. Разве это не здорово — обычному школьнику поговорить с самим королем. Правда, и Малиночко, и Рысаков еле тянутся по-английскому. Вот недавно Димка спросил Никиту, как по-английски собака лает. Тот посмотрел на Димку, как на дурака, и говорит: «Гав-гав… Как же еще… Все собаки одинаковые». Одинаковые да неодинаковые. По-английски собака лает: «Боу-боу…» Так что ничего особенного Никитка не сможет спросить у короля. Разве что: «Сколько вам лет?..» Но все равно… А если тонущий корабль попросит помощи, тогда школьная радиостанция прославится на весь мир.
Димка так рассердился на бабку, которая была врагом всяческого прогресса, что поленья так и замелькали в его руках.
— А ты, видать, в работе горя-а-чий… — крякнул дед. — Весь в меня!
Поленница была сложена. Дед хрустнул костями и выгнул грудь колесом. Из двери опять баба Клава высунулась:
— Что старый, что малый — за обоими догляд нужен!
Дед с внуком кинулись в рассыпную. Один кадушки из погреба вынимать, другой прореживать морковь.
Баба Клава вынесла во двор сито с чесноком и устроилась на бревне чистить чеснок. Тут хлопнула крышка почтового ящика — почту принесли.
Баба Клава велела кадушку на бок положить, чтоб проветривалась, а сама, вытряхнув из фартука шелуху, пошла вынимать почту.
Она ждала письма от зятя с дочерью. Они строили электростанцию на Сахалине. Баба Клава им пожаловалась в письме на свою жизнь. Что у нее телевизор украли и про Димку написала, как он пропадает на улице, а родной бабушке помогает из-под палки. Конечно, она не надеялась, что из-за этого зять с дочерью электростанцию бросят и прилетят, но все-таки хоть пожалеют…
В ящике мелькнул конверт, баба Клава торжествующе посмотрела на внука:
— Отлились мои слезоньки! Мать с отцом письмо прислали…
Баба Клава с письмом на приступок села. Дед пристроился было рядом, но она рассиживаться не велела, а велела в погреб лезть — подмести ростки от прошлогодней картошки.
Дед поплелся в погреб. Баба Клава любила сначала сама письмо прочитать, а потом уж вслух с дедом и внуком.
— Поджилки-то трясутся? — сказала она Димке, распечатывая конверт. — Трясутся, я вижу…
