Грязь-озеро - [2]

Первым моим проколом, вызвавшим всю лавину дальнейших обломов, было то, что я потерял ключи от машины. В пылу ажиотажа, выскакивая из своей тачки с бутылкой джина в одной руке и пинцетом для курения дури — в другой, я уронил ключи в траву — черную густую таинственную ночную траву Грязь-озера. Эта моя ошибка была тактической и по своим последствиям она будет не менее трагичной и непоправимой, чем решение Уэстморленда окопаться при Хэ-Сане. О том, что так и будет, интуиция сообщала мне резким биением в висках. Застыв у открытой двери машины, я нерешительно вглядывался во мрак, укутавший мне ноги.

Вторым проколом, неразрывно связанным с первым, был наш вывод о том, что тот Шевроле принадлежит Тони Ловету. Вообще-то, подмечать то, что и голубой металлик этого Шевроле гораздо светлее зеленовато-синего цвета тачки Тони, и что у него не было задних динамиков, я начал ещё до того, как этот очень крутой чувак в грязных джинсах и байкерских башмаках выскочил из водительской двери. Судя по выражениям лиц Дигби и Джеффа, они и сами уже потихоньку подбирались к тому же закономерному и неприятному выводу, что и я.

Что бы там ни было, но ясно было одно: этот крутой грязный чувак — пацан "конкретный" и никаких дискуссий с ним не будет. Первый же могучий каратистский удар его башмака с металлическим подноском, угодив мне в подбородок, сломал мне любимый зуб и швырнул меня навзничь в грязь. Как безумный я, встав на одно колено, стал шарить в жёсткой искромсанной траве в поисках ключей, мой мозг по-черепашьи медленно, пытался связать лыко, понимая, что все пошло наперекосяк, что я в беде и что только утерянный ключ зажигания станет моим спасением, моей, так сказать, чашей Грааля. Три-четыре последующих его пинка угодили главным образом в мою правую ягодицу и твердый участок кости у основания моей спины.

Тем временем Дигби, перемахнув через пространство над сомкнутыми бамперами наших машин, нанёс яростный кун-фу удар в ключицу грязного чувака. Чтобы получить зачёт по физре, Дигби только что закончил курсы по боевым искусствам и львиную долю прошлых двух вечеров потратил, рассказывая нам басни о чуваках типа Брюса Ли и о неукротимой мощи, вложенной в молниеносные удары, выстреливающие из скрученных кистей, голеностопов и локтей. Впрочем, удар Дигби грязного чувака совсем не впечатлил — тот лишь отступил на шаг, а его лицо стало неотличимым от толтекской маски, после чего он одним молниеносным сокрушительным ударом вырубил Дигби ... Однако тут в дело вступил Джефф и я начал подниматься с земли, чувствуя как отвратительная смесь ужаса, ярости и бессилия сперла мне горло.

Пока Дигби матерился на земле, а Джефф, отвлекал врага, запрыгнув ему на спину и кусая его за ухо, я метнулся к своей машине за монтировкой, которую я держал под водительским сидением поскольку крутые чуваки всегда держат их там как раз на случай вроде этого. Плевать, что последний раз я участвовал в драке аж в шестом классе, когда один косоглазый пацан с висюльками соплей из ноздрей зарядил мне по колену Луисвиллской битой, плевать, что до этого монтировку я брал в руки всего два раза для ремонта шин, — монтировка всё равно была у меня под сидением. И я отправился за ней.

Я был взбешен, кровь стучала в ушах, руки дрожали, а сердце вставало на дыбы словно внедорожный байк на неверной передаче. Поскольку торс моего врага был оголен, то когда он нагнулся, чтобы скинуть со своей спины Джеффа словно мокрое пальто, мне было видно, как поперек груди у него натянулся тугой жгут мышц. — Долбоёб, — повторял он снова и снова, и я вдруг осознал, что все мы четверо, включая Дигби, Джеффа и меня, повторяем эту мантру "долбоёб, долбоёб" словно боевой клич. (— И что случилось потом? — спрашивает сыщик убийцу из-под опущенного поля своей шляпы. — Не знаю, — отвечает убийца, — В меня, словно, что-то вселилось. Ну правда.)

Дигби влепил крутому чуваку пощёчину, а я ринулся на него как камикадзе, бездумно, яростно, сгорая от унижения — весь инцидент, от первого башмака мне в подбородок до этого смертельно-важного момента занял не более, чем шестьдесят мандражных, избыточно-адреналиновых секунд — и вот я подскочил к нему и вломил ему монтировкой по уху. Эффект был мгновенным и потрясающим. Это было что-то вроде съёмок в Голливуде, он был каскадёром в роли огромного кривляющегося зубастого надувного шара, а я в роли мужика с шилом в руке. Он обмяк. Обоссался. Выпал из своих башмаков.

Одна секунда, огромная как дирижабль, истекла. Мы стояли над ним кружком, скрежеща зубами, крутя шеями, наши руки-ноги подергивались от выброса адреналина. Все трое молчали. Просто стояли и глазели на лежащего, а он, фан ретро-тачек, ловелас, крутой грязный чувак, валялся поверженный. Затем Дигби, а за ним и Джефф, уставились на меня. Я все еще сжимал в руке монтировку, к концу которой пристал клок волос будто пушок одуванчика. Вздрогнув, я уронил её на землю и тут же стал представлять себе заголовки прессы, угреватые рожи дотошный полицейских следаков, блеск наручников, лязг решеток, огромные черные силуэты, встающие из глубины тюремной камеры, ... и тут вдруг меня пронзил дикий душераздирающий вопль такой силы, словно меня шандарахнуло суммарным током всех электрических стульев страны.