Голод и тьма - [11]

На следующее утро, когда мы уже садились в поезд Богдана, к нам подошел рында и приказал мне от имени царя остаться в Вязёмах. Мои вещи отнесли в комнату на втором этаже царского терема – как я потом узнал, подобной милости удостаивались немногие. А сам я предстал пред светлы государевы очи.

– Поедешь со мной в субботу, княже, – сказал Борис. – Подумал я, твои люди без тебя справятся, а мне хотелось бы еще многое знать.

Четверг и пятницу я практически все время провел в августейшей компании. Царь хотел знать все – и про размеры и внутреннее устройство Русской Америки, и про наших соседей, и про прочие колонии на американском континенте, и про местное население… Не обошел он вниманием и подробности нашего путешествия, включая и новые наши территории, и первую заморскую колонию, и Африку. Особенно его заинтересовали подробности наших визитов в Санта-Лусию и материковую Испанию, а также сведения об испанском дворе, о тамошних нравах, о личностях Филиппа и Маргариты, а также о том, что произошло с Испанией в нашей истории, и какие изменения, по моему мнению, могут произойти после нашего появления.

Но самым интересным для него были две темы – отношения со Швецией, и планы развития Невского устья и побережья Финского залива. Про Столарма он сказал лишь:

– Доносили мне про сего мужа. Не верю я шведам, но сей не предал Сигизмунда, и главу на плаху ради него положил. Мыслю, можно ему доверять.

– Истинно так, государю, – заговорил я на своей дикой смеси русского двадцатого века, церковнославянского, и того, что я успел услышать в веке шестнадцатом. – Сей если что пообещает, то исполнит. А вот недоброй памяти Карл был клятвопреступником и убийцей.

– Вот только Густав – муж слабый. Боюсь, не получится у него. Разве что Столарм пособит. Он и мне про это написал в той грамоте, что ты мне передал.

– Так и будет, государю. Вот только меня тревожит, что будет, когда Иоанн подрастет. Слыхал про него разное.

– Истину глаголешь, княже. Только вот что нам теперь делать потребно?

– Во-первых, у нас ныне хорошие отношения с датчанами. Нужно их углубить, поелику возможно.

– Добре. Кристиан Датский мне хорошее написал. Тебя и твоих людей за сие благодарю сердечно.

– Спаси тебя Господи, государю! А, во-вторых, нужно расширять наше присутствие на Варяжском море, дабы укрепиться там до восшествия Иоанна на престол.

– Добре, что вы обосновались на Гогланде и Котлине, да и в Устье.

– Да и Нарва, и Выборг должны будут стать нашими. Вот только нам и для них русские люди нужны.

– Найдем их тебе, княже.

– А в Таллине у нас фактория и посольство – ежели что будет, то мы первыми узнаем.

– А где этот Таллин?

– Прости, государю, так у нас именовали… будут именовать Ревель. Колывань, – вспомнил я на всякий случай старое русское название этого города.

Борис кивнул и продолжил:

– А как, если на них ворог нападет, а никто не сможет весточку донести?

– У нас, государю, есть специальные приборы – именуются "рация". С их помощью можно переговариваться даже на расстоянии.

– То есть как это, княже?

– Дозволь мне тебе это показать.

– Дозволяю.

Мы пошли в комнату, выделенную мне. Из своего баула, я выудил спрятанную там переносную рацию и включил ее, вызвав наших ребят.

– Сарай на проводе.

– Здравствуй, Ринат, – ответил я, заметив краем глаза, что у Бориса глаза стали квадратными. – Что у тебя нового?

– Не дают нам дома, Лёха. Отвёл нас Богдан к дьяку, что недвижимостью заведует. А тот послал и нас, и Богдана – мол, нет у нас для вас ни домов, ни участков.

Борис очнулся от оцепенения и изрек с раздражением в голосе:

– Вот ужо я им покажу. Есть дома, какие мятежникам принадлежали, а один, на Никольской, давно уже в казне, ведь хозяин его – дальний наш родственник – умер и наследников не оставил. Завтра же пошлю к ним гонца. А дьяка того прикажу… – и он замолчал.

– Благодарю вас, государю, – ответил Ринат. – Но, может, лучше его на первый раз не наказывать? О вашем же добре пекутся.

– Так что, – с удивлением проговорил царь, – я с боярином Ринатом, что в Москве, отсюда говорю?

– Именно так, – ответил я. – Ринат, продолжай!

– Связались мы с Николаевом. Завтра с утра выходит караван…

– Караван? – осведомился государь.

– Так поезд именуется.

– Разумею. Реки далее, боярине!

– Выходит караван со всем, что ты просил, Лёха. Ориентировочная дата прибытия – шестого июля в Новгород – это двадцать шестого июня, государю, по русскому календарю – а семнадцатого в Москву.

– Спасибо, Ринат! Буду в субботу – приеду прямо в Кремль. Приходите в Успенский собор часа так в четыре.

– Так точно.

– Отбой!

Предвосхищая пожелание Бориса, я объявил ему:

– Государю, позволь мне подарить тебе сию рацию, и научить тебя ею пользоваться. С ней ты всегда сможешь связаться с нами.

– Спаси тебя Господи, княже!

7. Седьмая заповедь

В субботу, первого июля, или двадцать первого июня по местному календарю, меня разбудили, по моим часам, в пять часов девятнадцать минут утра. Завтрак был, как ужин Коровьева и Бегемота в «Грибоедове», «обильным, но непродолжительным», и часов в восемь наш караван уже выходил из Вязём.

Вчера весь день моросил холодный мерзкий дождик, единственным спасением от которого было не выходить на улицу. Впрочем, по окончанию наших дискуссий, Борис пригласил меня в весьма уютную баньку, построенную на берегу небольшого ручейка. Да, подумал я, когда у меня будет собственный дом, придется тоже построить баньку, слишком уж это приятно. Поели мы в предбаннике, и, так как и он, и я начали подготовку к причастию, обед наш был без мяса и молокопродуктов, зато с великолепной рыбой. Я понял, что отказ от рыбы в обычные постные дни не был обязателен в то время. Точнее, теперь это и моё время…