Год Чёрной Обезьяны - [31]

Когда расстояние между ними сократилось до нескольких шагов, Валет негромко её окликнул. Надежда застыла. Потом обернулась медленно.

— Ты?

Валет встал и подошел к ней ближе.

— Добрый день. Или, точнее, уже добрый вечер.

— Добрый.

Валет разглядывал Романцову. Она нисколько не изменилась за это время. Просто он начал её забывать.

— Я рад тебя видеть.

— Мне тоже приятно.

Валет знал — она не будет его ни о чём расспрашивать. Всё то, чем она жила когда-то, осталась теперь за глухою стеной. Подглядеть было нельзя. Да и незачем. Та жизнь кончилась, чтобы больше уже никогда не начаться.

— Я хотел поговорить с тобою, — Валет начал неуверенно.

Он увидел, что глаза у Надежды стали холодными. Как те камни с выбитыми на них фамилиями, рядом, у дорожки. Камней она не видела. Видела покорёженные обломки дымящегося автомобиля. И ответила не сразу. С минуту молчала. Валет ждал.

— У меня нет времени, — проговорила Романцова сухо и двинулась дальше по дорожке.

Валет шёл следом.

— Надя, — он почти умолял. — Только минут десять. Не больше.

Та вдруг остановилась. Лицо её сделалось усталым и безразличным.

— Хорошо, — сказала она спокойно. — Десять минут.

Потом присела на лавочку. Валет — рядом.

— Я тебя слушаю.

Валет решил опустить предисловия.

— Я знаю, — он наклонил голову, — тебе тяжело говорить об этом… замялся, подыскивая слова. — Я слышал, у тебя есть бумаги, касающиеся Илюшенко…

— Я отдала их Покровскому, — глаза у неё были пустые, как у покойника.

— Всё отдала?

Романцова молчала. Она глядела туда, где струи горячего пламени пробивались сквозь стены, стёкла перевёрнутого в кювете «Москвича».

— Всё отдала? — Повторил Валет свой вопрос.

Романцова медленно повернула голову и глядела без выражения.

— Зачем тебе?

— Надя, — Валет смотрел ей в глаза. — Эти люди должны наконец ответить за всё. Они не могут всегда говорить последними. Кому-то надо высказаться и после них.

Романцова покачала головой.

— Мне всё это неинтересно. Я знаю: рано или поздно Бог их накажет. И не хочу об этом думать.

Валет выпрямился.

— Кому это нужно? — Спросила Романцова устало. — Ахмету? Березовскому твоему? Или ты уже себе новых хозяев нашёл?.. Я не хочу, чтобы ещё кого-нибудь убили. Пусть Бог сделает так, как Ему угодно…

Валет кивнул и опустил голову. Он держал ладонями холодные доски и глядел на белый, как свежевыстиранная простыня снег.

— Хорошо, — сказал он негромко. — Пусть будет, как будет. Пусть Бог всё делает. Мы не станем вмешиваться. Я вчера вечером телевизор смотрел: новости из «Останкино». Показывали Илюшенко. Он там на собрании выступал на каком-то, рассказывал, как Россию обустраивать надо. Скоро он поедет в Италию — в деловую поездку. Жену он туда не возьмет, конечно. Зачем? Там ему и без жены будет хорошо. Сын его сейчас в Америке, в университете учится…

Он залез в карман, вынул оттуда пачку «Marlboro». Подумав, засунул её обратно.

— Забыл, — проговорил он рассеянно. — Забыл, что тут наверняка нельзя курить.

Романцова вдруг резко поднялась с места.

— Жди меня здесь, — сказала она, — я минут через пять буду.

Быстрыми шагами направилась туда, где виднелись крохотные окошки монашеских келий. Смеркалось. Чёрные мохнатые тучи над монастырским двором уплывали куда-то, грозя по дороге рассыпаться пушистым сверкающим снегом.

Надежда вернулась, держа в руке картонную папку. В глазах у неё не было ничего. Она молча протянула бумаги.

— Мне пора идти, — проговорила она сухо.

Валет быстро поднялся и схватил папку. Романцова, наклонив голову, шла по аллее прочь.

— Надя! — Окликнул он её негромко.

Та обернулась.

— Спасибо, Надя, — он был искренне ей признателен.

Взгляд у Надежды потеплел немного.

— Пожалуйста, — тихо сказала она.

Валет стоял на месте и удивленно смотрел ей вслед. Он видел, как на дорожке, присыпанной декабрьским снегом, остаются небольшие продолговатые следы.

Глава 16

Лена протянула руку и нажала на пульт. Экран зажегся. Выглянула холеная физиономия телеведущего, который рассказывал зрителям, что и где случилось в крае за последние дни. После праздника в казачьей станице показали выпускной вечер в городской школе. Затем поведали о проблемах фермера, которому крохозное начальство при дружном одобрении односельчан никак не желало отдавать в аренду коровник.

В комнату вошел Беляков. Он нес в руках два бокала с мутно-оранжевой жидкостью, в которой плавали серебристые кубики льда.

— Этот коктейль меня научили делать на Гаваях, — самодовольно заявил сыщик и поставил один бокал рядом с Леной.

Та снисходительно посмотрела на жидкость, потом — на Белякова.

— Хочешь меня напоить, а потом — в постель?

Детектив брезгливо скривился.

— Как вульгарно. Но ты меня все равно обидишь, если откажешься немножко выпить со мной.

— Разве что, совсем немножко.

Лена взяла коктейль. Они пили молча. Лена смотрела на экран. Беляков — на Лену.

— …А сейчас в нашей передаче криминальная тема, — заявил ведущий. — Мы уже рассказывали вам в одной из наших передач, что два дня назад в Фестивальном микрорайоне в перестрелке с вооруженным бандитом, которому удалось скрыться, погиб лейтенант милиции Андрей Макашов. Его коллега Анатолий Мищенко был тяжело ранен в этой перестрелке и доставлен в больницу. Как сообщили нам, сейчас его жизнь вне опасности. Андрею Мищенко было двадцать шесть лет. — Лицо телеведущего сделалось скорбным. — Вдовой осталась жена, без отца остались двое детей. Сегодня коллеги пришли проводить своего товарища в последний путь.