Глаза надежды - [15]

Шрифт
Интервал

Старичок улыбнулся с сожалением, понимая, что может быть в своей жизни чего-то не добрал прекрастного.

— Как он сам? — Спросил неожиданно.

— Да как? Держится. Всё в своих фотографиях.

— В фотографиях? — Переспросил старичок. — Да, действительно. А я вижу, Вы, молодой человек, достойным приемником стали?

— В общем, да, хотя, по правде сказать, мне менее повезло, чем отцу. Он всё жь таки успел застать некоторых старожилов, которые что-то ещё помнили на этом свете. Помнили о том времени, когда все ещё храмы были, когда за километры был слышен праздничный колокольный звон. Он видел этих людей, рассказывал, как они плакали, вспоминая о том времени. Говоря о них, он и сам плакал, будто пережил всё это вместе с ними. Я же совершенно другой по своей натуре, по характеру. У него горели глаза от каждой новой фотографии, которую удавалось найти и сохранить. А я родился не здесь. Мы часто приезжали сюда, в этот город, но по-настоящему к его корням, истории я так и не прикипел. Однако всё, что собрал и сохранил мой отец, я ценю и буду сохранять до конца моих дней.

Старичок задумался над этими последними словами Никифора. Через минуту тишины, когда тот подумал уже было уходить, старичок вдруг спросил:

— Как Вы думаете, чтобы сохранить коллекцию, нужно ли её вывезти за пределы, где она могла бы быть по-настоящему полезна?

Никифор понял вопрос.

— Я в этом убеждён. — Ответил он без колебаний. — К сожалению очень часто коллекции погибают, попадая в самые разные руки бездуховных профессионалов, движимых сиюминутными целями. Подчас единственным спасением для коллекции является помещение таковой в место, где она ни для кого не представляет интерес. Я таких случаев много знаю.

Ещё немного посидели и Никифор понял, что ему пора уж собираться. Он ушёл, а старичок, подойдя ближе к окну, долго ещё держал в руках старинную фотографию и всматривался в маленький лик своего дедушки-речника, сидящего в лодочке на фоне чудной панорамы древнего города Мурома.

* * *

Собачий век не долог. Наступил день, когда Джесулька почувствовала, что уже не в силах больше путешествовать.

— Его нет дома и дома уж нет, он другой; его нет там, где мы когда-то были вдвоём; где же он? — Грустила она, понимая, что надеждам никогда уж не суждено сбыться.

— Что же нам делать?! — Плакала Дарушка, не в силах смотреть, как убивается мать.

И мопсы расстались. Да, решение это было принято Джессей, когда она всё поняла. Она не хотела, чтобы малышка Дарушка видела её старость. Она захотела вернуться к той доброй женщине, у которой жил Шарпик. Вернуться в надежде, что не прогонят её.

Дарушка наотрез отказалась вернуться в тот дом, куда была пристроена в год разрыва с матерью и Алексеем. Поняв, что возле мамы её теперь уж никак не удержаться, в отчаянии собралась было в Новосибирск.

— Что тебе там делать, несчастная? — Остановил её какой-то пролетавший мимо воробей по кличке Чирика. — Разне не помнишь ты, что там произошло? Никого там нет. Ни брата твоего Валарика, никого…

Дарушка принялась было хныкать, но Чирика сжалился над нею.

— Ладно уж, отведу тебя к нему.

И действительно, через некоторое время Дарушка повстречалась со своим братцем Валариком, с которым жизнь разлучила их ещё в раннем детстве. А Джесулька вернулась на Войковскую.

Здесь уже не было Шарпика и ни что даже не напоминало о нём. Не было и прежней хозяйки. Её приняли подросшие дети, но без прежней радости (кому нужна старая беглая собака?). Поняв, что жизнь земная кончилась, Джесуля совсем загрустила.

Целыми днями она лежала под кроватью, опустив голову на вытянутые передные лапы. Лежала так и смотрела куда-то в даль. Ела через раз или вовсе не ела. Гуляла нехотя, медленно бродя по не радовавшей её площадке.

Взрослая уже дочь хозяйки, видя страдания собаки, подумывала о тяжкой болезни, которая мучит бедное существо. В конце концов она решила облегчить положение и поехала с мопсом в ветеринарку. Куда её везут, Джесульке было уже всё равно.

Молодой ветеринар осмотрел собаку и сделал заключение, что она физически здорова.

— Но я не могу её взять обратно! — Взмолилась девушка.

— Почему же? Собака здорова.

— Не-мо-гу.

— Да, она стареет, но ещё долго проживёт.

— Да не могу я, не могу! — Вскричала раздражённо девушка. — У меня там молодые щенки уже. И вообще, эта собака много лет назад сбежала от нас, а теперь вот вернулась…

Услышав эту историю, молодой ветеринар удивился. Он тяжко вздохну и, взяв шприц, медленно подошёл к покорно лежавшему на столе мопсу. Ласково проведя по его спинке ладонью, он только теперь заглянул ему в глаза. Мопс также посмотрел в глаза ветеринару. Девушка стояла у дверей в напряжённом ожидании. Да, о щенках, которые остались дома, она сейчас думала больше и ей хотелось, безусловно, чтобы всё сейчас здесь кончилось поскорее. Но ветеринар почему-то медлил.

— Ну что же вы?

После столь внезапной и продолжительной паузы, молодой человек медленно повернул голову в сторону девушки. Она поймала на себе его обескураженный, растерянный, но как будто чем-то внезапно поражённый взгляд.

— Ну? — Снова проговорила она теперь уже еле слышно.


Еще от автора Алексей Рудольфович Комлев
Школьные истории

Воспоминания двух друзей о своём детстве, прошедшем в 1970-е годы. Истории, произошедшие с ними, а также другими, запомненные и записанные в школьных сочинениях.


Верные чада

Герои рассказов — молодые люди, перешагнувшие из советского прошлого в девяностые и, несмотря на жизненные обстоятельства, старающиеся сохранить в себе нравственное начало, приобретённое в другой стране.


Чистый конверт пластинки

Стихи, написанные в период с 1988 по 1992 годы. Мысли молодого человека об ушедшем детстве, проходящей юности. Воспоминания о школьных друзьях. Первая любовь. Размышления о родителях. Размышления о вере, о своей малой родине, о достопримечательностях прошлого, об истории малого отечества.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.