Гладиатор - [29]

— Да ему плевать на эту шваль! — орал он на весь дом, покраснев от злости и брызгая слюной. — Он никто! Жалкий, искалеченный раб! Дворняга! — его глаза вылезли из орбит как у сумасшедшего.

Сулла потихоньку вливал оставленное доктором снадобье в молчавшего омегу.

— Устроил побег и поплатится за это! Не удивлюсь, если тебя изобьют палками! А потом… потом, поставят тавро беглого! И пустят по кругу между охранниками!

— Прим! — впервые повысил голос Сулла.

— Оставь его, — пробормотал Офиару, — он прав… трахнули и трахнули…

— Нет, Офиару! В нем говорит злость. Хозяин к тебе совсем по-другому относится.

Офиару горько хмыкнул.

— Очнись, мой друг, ты видишь где-то метку?

Бета замер, все так же поддерживая омегу за плечи, тот почти ничего не весил. Офиару уставился в окно безжизненными, потускневшими глазами.

— Ты чувствуешь на мне его запах?

Сулла молчал, он сам никак не мог объяснить этот странный факт, хотя и был уверен в собственной правоте.

— О, а мальчонка умнее, чем кажется, — злорадно улыбаясь, подтвердил Прим.

— Я не могу этого объяснить, Офиару, но поверь мне — всё не так, как кажется.

— Именно так! — снова вмешался Прим, всплеснув руками. — Только такой идиот как ты, Сулла, не видишь очевидных вещей! Он просто подстилка, да и то неполноценная! Уродец! Искалеченное страшилище, как у хозяина вообще на тебя встал, нич…

Он не смог закончить, потому что резкий удар по лицу сшиб его с ног, и Прим отлетел в угол. Никто не заметил, как в комнате возник Далат.

— Хозяин!

— Вынеси этот мусор отсюда и прикажи наказать, — холодно проговорил альфа, — двадцать ударов плетью.

— Хозяин, пожалуйста! — кротко взмолился Сулла, падая перед Далатом на колени и растягиваясь во весь рост. — Он не переживет, он болен! Молю!

— Исполняй.

— Умоляю вас, пожалуйста! — слезно продолжал Сулла.

— ВОН! — сорвался на крик Далат, и все, кто были в комнате, вздрогнули.

Сулла, не смея поднять взгляд, подхватил забившегося в угол Прима под локоть и буквально выволок из комнаты.

Офиару не двигался и не смотрел в ненавистное лицо.

— Как ты?

Тишина.

Далат шумно выдохнул и подошел вплотную к Офиару. Он присел на кровать, где минуту назад примостился Сулла и, взяв омегу за подбородок, развернул его лицом к себе, не обращая внимания на слабое сопротивление.

Офиару уставился в отвратительно прекрасное лицо. Далат смотрел прямо, а омежка не мог никак взять в толк, как такое совершенное создание могло быть настолько жутким и мерзким. Он почувствовал, как к глазам подступают слезы. Офиару дернулся, не желая показывать слабости и собственного горя. Он отчаянно не хотел, чтобы этот альфа видел его таким ничтожным и уязвимым… после того, что он с ним сделал…

Омега снова рванулся, но Далат держал крепко и не прерывал взгляд ни на секунду, подчиняя омегу собственной воле, сгибая его не прирученный дух железной рукой.

Прекрасное, высеченное из камня лицо поплыло перед глазами омеги, и по щекам парня покатились горячие полосы слез. Офиару всхлипнул, его нижняя губа задрожала, из последних сил удерживая рыдания, он вздрогнул и закрыл глаза, не в силах выдержать этот невозможный взгляд.

Как он мог оставаться таким спокойным, таким уверенным? Неужели ему ни капельки не стыдно?! Не жалко других?!..

— У тебя нет сердца, — разрыдавшись в голос, прохрипел омега больше не в силах сдерживать рвущуюся из глубины горечь.

А потом он ощутил, как сильные руки осторожно обхватывают ноющее от ран тело за талию и притягивают к себе, сажая на колени.

— Успокойся, зайка. Все хорошо.

Очутившись в плену ласковых рук и слыша нежность, которой не было еще секунду назад, когда он жестко отчитывал Суллу и приказывал высечь Прима, Офиару обмяк и расслабился, давая волю всем своим страхам и горестям, что загонял глубоко внутрь. Он рыдал, давясь соленой влагой и выплескивая обиды, пытался ударить невозможного альфу, причиняя страдания сам себе. Тогда Далат перехватил тонкую ручку, поднес к губам и поцеловал… Генерал целовал его пальцы, его запястье, его плечо и шею. Терпкий запах самца с неповторимым ароматом острых цветов кружил голову. Еще немного и…

— Не надо, — взмолился омега.

Далат остановился в непозволительной близости от личика омеги, не выпуская руку и не давая ему отпрянуть от жаркой кожи.

— Почему? — спросил он с чувством в самое ушко, не забыв задеть мочку горячими губами.

— Я не хочу! — но глаз Офиару открыть не мог, боясь попасть в морок погибельного взора.

Рука Далата скользнула по тунике и остановилась в паху, где сквозь легкую ткань легко чувствовалось возбуждение мальчика.

— Неправда, зайка. Хочешь, — снова на ушко.

Жарко… стук сердца отдается в ушах.

— Я не подстилка! — Офиару распахнул серые от дождя глаза и гневно уставился на альфу.

— Я знаю.

Омега внимательно вглядывался в черты Далата, ища тень насмешки или издевательства, но… он бы искренен.

Слезы снова подкатили к краю.

— Твои игры жестоки!

— Я не играю.

— У тебя толпы омег: Прим, тот, на пиру! Зачем было делать это со мной?! Я не развлечение! Я человек, а не игрушка для постели!

— Ты самая лучшая игрушка для моей постели.

— Сволочь! — прорычал омега, и Далат, видя непокорность настоящего альфы, глухо рассмеялся, прижимая к себе крепче брыкающееся тельце.