«Гибель Запада» и другие мемы. Из истории расхожих идей и словесных формул - [39]
В «Путешествии в Арзрум», словно бы опровергая Гоголя, Пушкин постоянно дает понять, что реальный Кавказ (и, шире, Восток) вовсе не является предметом его любви и изображает нравы, культуру и быт горцев с отчужденным и брезгливым любопытством, без всякого романтического флера. По точному замечанию В.А. Кошелева, он «описывает «азиатское свинство» глазами путешествующего европейца – и на европейцев постоянно ссылается»[352]. Как было многократно указано, жанровой и стилистической моделью ему послужили главным образом западноевропейские травелоги, прежде всего «Путешествие из Парижа в Иерусалим» Шатобриана; он цитирует стихи по-латыни и по-английски, а во время путешествия всячески демонстрирует свою европейскость: вместе с каким-то французом вспоминает «пирования Илиады», в Тифлисе радуется домам новой европейской архитектуры, которые Гоголь нашел бы уродливыми, при посещении гарема осознает себя одним из редких европейцев, кому удалось проникнуть в святая святых Востока, при виде больных чумой ощущает «европейскую робость» и т. п.[353] Высоко образованный русский дворянин для него – это явление не столько «русского духа», сколько духа общеевропейского, противостоящего «азиатскому свинству».
Как заметил академик В.В. Бартольд, предположение Пушкина о возникновении выражения «азиатская роскошь» во время крестовых походов ошибочно: оно «гораздо древнее крестовых походов, – пишет ученый, – и встречается уже в латинской литературе (Asiatica luxuria); я встретил его в книге Августина (V в.н.э.) „De civitata Dei“ (III, 21); по всей вероятности, оно встречается и в более ранних памятниках». Однако, добавляет Бартольд, «не обладая большими историческими познаниями, Пушкин своим гениальным чутьем понял, что в средние века Западная Европа была такой же отсталой страной по сравнению с мусульманским миром, как в его время мусульманский мир по сравнению с Западной Европой»[354].
На самом деле о том, что крестоносцы, попавшие на Восток из бедных европейских стран, были поражены «азиатской роскошью» и начали ее перенимать, много писали и до Пушкина. Достаточно широкое хождение, например, получила следующая апофегма аббата Рейналя: «Les Croisades épuisèrent en Asia toute les fureurs de zèle et d’ambition, de guerre et de fanatisme qui circulaient dans les veins des Européens; mais elles rapportèrent en Europe le gout du luxe Asiatique» («Крестовые походы в Азии остудили всю ярость рвения и честолюбия, воинственности и фанатизма, которая пылала в жилах европейцев; но они принесли в Европу вкус к азиатской роскоши»)[355]. Немецкий историк Арнольд Герман Геерен, хорошо известный в России, в своем труде «Опыт исследования последствий крестовых походов для Европы» («Versuch einer Entwickelung der Folgen der Kreuzzüge für Europa», 1808) показал, что благодаря крестовым походам в Европе появилось много новых вещей, которые «обогатили наши мастерские, наши конторы, нашу кухню и наши аптеки». Еще важнее, по его мнению, было то, что предметы восточной роскоши, прежде доступные только монархам и узкому кругу высшей знати, получили распространение во всех слоях общества, вследствие чего «способы одеваться, обставлять жилища и питаться существенно изменились»[356]. На уроках истории в лицее Пушкин мог слышать то, что его учитель И.К. Кайданов вскоре напишет о крестовых походах в своем учебнике:
В сие время свет просвещения сиял в Восточной Империи и Азии. Посему невозможно было, чтоб Крестовые воины, проходя сии страны, не приобрели некоторых познаний. – Возвратясь в Европу, они начали, по мере круга действия своего, распространять новые мнения, мысли, истины, обычаи и выгоды, или удобности общественной жизни. Посему, по окончании Крестовых походов, явилось при Европейских Дворах более против прежнего блеска и великолепия, более пышности в увеселениях, более приятности в обхождении и вообще в гражданском общежитии[357].
Отлично знал он и конкретный пример подобных заимствований, приведенный И.М. Муравьевым-Апостолом в описании Бахчисарайского дворца, которое в сокращении печаталось как приложение к «Бахчисарайскому фонтану». Для защиты от солнечных лучей в одном из залов дворца – писал Муравьев-Апостол – «кроме ставней служат еще и цветные, узорчатые стекла в окнах, любимое рыцарских замков украшение, без сомнения занятое Европейцами от восточных народов, во время крестовых походов»[358].
Крестоносцы, которые привозят в Европу всевозможные предметы «азиатской роскоши», нередко фигурируют в исторических романах пушкинской эпохи. Так, во второй главе «Айвенго» появляется живописная кавалькада рыцаря-тамплиера Бриана де Буагильбера, вернувшегося в Англию из Палестины, – оруженосцы, чья одежда «блистала роскошью»; шелковые наряды слуг-сарацинов, расшитые узорами; сабли и кинжалы тонкой работы с дорогой дамасской насечкой; легкие арабские скакуны. В примечании к этому месту Вальтер Скотт указывает, что рыцари-тамплиеры, «как всем известно, точно копировали роскошества азиатских воинов, с которыми сражались»
