«Гибель Запада» и другие мемы. Из истории расхожих идей и словесных формул - [40]

.

Таким образом, «гениальное чутье» в данном случае Пушкину не понадобилось. Он лишь, как всегда, сжато, но элегантно изложил общие места современной ему исторической науки и их популярные романические обработки.

Кто сказал «Все мы вышли из „Шинели“ Гоголя»?

Происхождение известной формулы «Все мы вышли из „Шинели“ Гоголя» (варианты: «Мы все»; «вышли из-под» «шинели Гоголя»; «гоголевской „Шинели“»; «гоголевской шинели»), которую с самого начала ХХ века обычно приписывают Достоевскому, оживленно обсуждалось в конце 1960-х – начале 1970-х годов. Сначала С.А. Рейсер определил, что впервые формула была употреблена в статье «Ф.М. Достоевский» французского дипломата, переводчика и критика Эжена Мельхиора де Вогюэ (Marie-Eugène-Melchior, vicomte de Vogüé, 1848–1910), который, говоря о теме страдающего маленького человека в «Бедных людях», писал:

Il est vrai, Gogol avait fourni le theme dans sa nouvelle intitulée «Le Manteau». «Nous sommes tous sortis du „Manteau“ de Gogol» disent avec justice les auteurs russes; mais Dostoievsky substituait à l’ironie de son maître une émotion suggestive [Правда, Гоголь задал эту тему в повести, озаглавленной «Шинель». «Мы все вышли из „Шинели“ Гоголя», – справедливо говорят русские писатели; но Достоевский заменил иронию своего учителя на трогающее нас чувство][360].

Он же указал и на первый, весьма нескладный русский перевод этого пассажа:

Правда, повесть Гоголя под заглавием «Шинель» дала уже тему. Русские писатели справедливо говорят, что все они «вышли из „Шинели“ Гоголя», но Достоевский иронию своего учителя заменил невольно вызываемым волнением[361].

Однако проследить дальнейшую историю формулы Рейсеру не удалось. Он упустил из виду статью Вогюэ о Гоголе, опубликованную несколько позже в том же журнале, где формула подана уже не как крылатая фраза, у которой нет автора, а как конкретное высказывание некоего старого русского литератора в разговоре с критиком:

Plus je lis les Russes, plus j’aperçois la vérité du propos que me tenait l’un d’eux, très-mêlé à l’histoire littéraire des quarante dernières années: «Nous sommes tous sortis du Manteau de Gogol». Si vous prenez Dostoievsky, par exemple, la filiation est évidente: le terrible romancier est tout entiere dans son premier livre, les Pauvres Gens, et les Pauvres Gens sont en germe dans le Manteau [Чем больше я читаю русских, тем лучше понимаю, как прав был один из них, тесно связанный с литературной историей последних сорока лет, когда сказал мне: «Мы все вышли из „Шинели“ Гоголя». Если взять, например, Достоевского, то преемственность очевидна: наводящий ужас романист уже весь присутствует в своей первой книге «Бедные люди», а «Бедные люди» в зародыше присутствуют в «Шинели»][362].

Более того, Рейсер не нашел знаменитую фразу и в книге Вогюэ «Русский роман» («Le roman russe», 1886), составленной из опубликованных ранее журнальных статей о русских писателях в новой редакции, хотя эта фраза там имеется. Чтобы избежать дублирования, Вогюэ оставил ее только в главе о Гоголе, отослав читателей за подробностями вперед, к главе о Достоевском («On verra plus loin combien la filiation est évidente chez Dostoievsky»)[363], но Рейсер, не обнаружив формулу на том месте, где она была в журнале, по недосмотру решил, что «Вогюэ твердо отказался от сказанных ранее слов» и изъял их из книги[364].

На недосмотр Рейсера в специальной заметке указали С.Г. Бочаров и Ю.В. Манн, процитировавшие соответствующий фрагмент из «Русского романа» и предположившие, что писателем, «тесно связанным с историей литературы последних сорока лет», все-таки был Достоевский, который вступил в литературу в 1846 году, то есть ровно за сорок лет до выхода книги Вогюэ. Согласно Бочарову и Манну, в «Бедных людях» – в эпизоде чтения Макаром Девушкиным «Шинели» – Достоевский показал, «как он выходит из гоголевской повести. Автор „Бедных людей“ „выходил“ из Гоголя в том смысле, что он продолжал его, развивал открытую им для литературы тему, и в том смысле, что он оспаривал Гоголя, давал его теме другой поворот, говорил свое „новое слово“»[365].

Три года спустя Рейсер вернулся к истории формулы и, признав свои ошибки, выступил против ее атрибуции исключительно Достоевскому. По его мнению, Вогюэ упорно не называл имя писателя, от которого он слышал фразу, именно потому, что «эти (или близкие) слова произносил не один только Достоевский», и формула, «в выработке которой принимали участие многие русские писатели-реалисты», лишь суммировала распространенный взгляд на «Шинель» Гоголя как «на источник и начальный этап русской реалистической прозы»[366]. В подтверждение своей точки зрения он привел дневниковую запись О.Н. Смирновой о разговоре ее матери Александры Осиповны с Тургеневым после выхода в свет «Отцов и детей»:

Когда И.С. Тургенев задел ее и Гоголя в «Отцах и детях» <…> она от души смеялась и сказала ему: «Однако ж, Иван Сергеевич, все-таки вы сами вышли, по вашим же словам, из шинели Гоголя, а из-под каланчи <…> по ходатайству губернаторши. Ваш роман chef d’œuvre; ваши же друзья Герцены и компания его ругают, а Гоголь и губернаторша одобряют…