Отношения между мужчинами и женщинами представляют одну из самых значимых сторон истории повседневности. Это своеобразный нерв культуры, связывающий поведение людей с их нравственными и эстетическими идеалами, в конечном итоге, — с самыми общими мировоззренческими представлениями.
Данное положение справедливо во всех случаях, но оно является особо значимым для традиционной русской культуры. Свойственные ей восприятие сексуальности и формы выражения любовных чувств обнаруживают некоторые особенности, имеющие лишь приблизительные соответствия в других, сопоставимых по уровню развития традициях.
Отдельные главы настоящей работы представляют собой самостоятельные статьи, посвященные различным аспектам русской эротической культуры. Диапазон — от особенностей сексуальных практик, связанных с магическими верованиями, до характеристики текстов, запечатлевших любовные страсти; от непристойных рисунков до своеобразных антропологических суеверий, относящихся к отдельным частям тела; от самых откровенных «сквернословных» прославлений сексуальных достоинств до изысканных любовных объяснений. Автор надеется, что совокупность данных исследований позволяет приблизиться к более адекватному пониманию не только этой специфической стороны русской традиционной культуры, но и ее своеобразия в целом.
РУССКАЯ «КАМАСУТРА» И РИТУАЛЬНОЕ ТВОРЧЕСТВО
«Камасутра» — индийский трактат об искусстве любви, который был написан легендарным Ватьсьяяной, жившим, как полагают, в III или IV веке новой эры. Когда спустя полтора тысячелетия это наставление в чувственности стало известно европейцам, оно поразило их необычайной изощренностью описаний техники секса. В «Камасутре» подробно классифицировано множество вариаций сексуальных позиций, объятий, ласк, поцелуев. Это не единственное подобное сочинение древности. Еще во II столетии до нашей эры греческая гетера Элефантида написала трактат «Разные способы соития», об иллюстрациях к которому упоминается в одном из стихотворений римской «Приаповой книги»[1]. Однако сочинения этого рода, созданные в рамках греко-римской традиции, не сохранились, и название «Камасутра» воспринимается в наши дни как общее нарицательное обозначение любовной изобретательности. Когда летом 2005 года в одной из севернорусских деревень была обнаружена старая книга, упоминающая различные формы сексуального поведения, известие об этом появилось в газетной статье под заголовком: «Под Вологдой нашли старорусскую Камасутру?»[2]
Вопросы — «Не держала ли кого за срамное место?», «Не тыкивал ли жене рукою, ногою или иным чем?», «Языка своего жене не давал ли?», «За сосцы жену не хватал ли?», «Не согрешил ли в задний проход?»[3] — кажутся похожими на содержание индийского любовного трактата, однако цель русского сочинения была принципиально иной. Книга принадлежит к числу т.н. епитимийников, которые служили руководством при исповеди и должны были помочь священнику обличить грешника. В Средневековье не было табу на обсуждение запретных деяний, напротив. Исключительная откровенность исповедальных вопросов той эпохи смущает в Новое время не только журналистов, но и ведущих представителей Русской православной церкви. Когда в начале 80-х годов XX столетия один из православных «фундаменталистов» захотел вернуться к средневековой практике, тогдашний патриарх Пимен (Извеков) оценил это обращение к историческим истокам как проповедь богомерзкого разврата[4].
При значительном многообразии русских средневековых епитимийников все они объединены тем, что большинство содержащихся в них вопросов ориентированы на грехи сексуального характера:
...ритуал исповеди подчеркнуто напоминал верующим, что праведность их жизни в глазах Господа в гораздо большей степени определяется их сексуальным поведением, чем крепостью веры, добротой намерений или следованием этическим нормам.[5]
Христианские наставники пытались взять под контроль даже сновидения своей паствы, рассматривая эротические фантазии во сне как прямое вторжение дьявола в жизнь человека. И если в языческой Греции человек, переживший подобный опыт, не испытывал ни малейшего смущения, но, следуя традиции, запечатленной в «Соннике» Артемидора, пытался понять, что ожидает его в будущем (на предсказание, помимо всего прочего, влияла поза осуществившегося во сне соития[6]), то благочестивым христианам было предписано каяться в совершенном грехе. Иногда сновидения казались даже более опасными, чем действия, совершенные наяву. Автор написанной в XIII столетии «Заповеди ко исповедующимся сынам и дщерям» говорил о человеке, не сообщившем исповеднику о подобном преступлении: «...лучше бы ему вьяве согрешить, нежели во сне с бесами грех сотворить».[7] В этих вопросах славяне придерживались более радикальных взглядов, нежели их византийские учителя. Отцы Церкви — Дионисий, Афанасий, Иоанн Постник и Василий Великий считали, что ночные поллюции обусловлены естественными физиологическими причинами, но русские православные священнослужители не пожелали принять данного объяснения, так как были твердо убеждены в дьявольском происхождении сексуального желания.
