Герман - [45]

Гленн завязал петлю на одном конце.

– Двери связывать, придурок.

– Зачем?

– Для смеха.

Они сгрудились вокруг него.

– Слабо́ тебе?

– Ну что значит слабо, – промямлил Герман.

И пошел вместе с ними по бесконечным трамвайным рельсам. Они завернули за угол, спустились немного вниз по Оскарсгатен.

– Здесь, – прошептал Гленн.

Они остановились и огляделись. Поблизости никого. Забежали в подъезд; оставив Бьёрнара караулить на первом этаже и стараясь не шуметь, поднялись на второй. Там оказалась всего одна квартира, на двери – табличка: «Хюльда Хансен». На половичке у входа лежала газета. Хюльды Хансен наверняка нет дома, подумал Герман.

Гленн накинул петлю на ручку, Карстен привязал свободный конец к перилам и накрутил шесть дамских узлов. Три пары глаз уставились на Германа.

– Звони.

– А что сказать?

– Осел! Она ж не откроет дверь, в этом весь смех!

Герман подошел к двери и посмотрел на мальчишек.

– Живо!

Он поднял руку, сжал кулак, вытянул указательный палец и надавил на кнопку звонка. За дверью прозвучала тройная трель. Гленн и Карстен попятились. Но больше ничего не произошло.

– Звони еще!

Герман нажал на кнопку еще раз. И теперь услышал медленное шарканье; кто-то приближался к двери, с трудом переставляя ноги и спотыкаясь. И еще какой-то неясный звук разобрал он – что-то вроде стука палки. Потом ручка повернулась вниз.

– Идут! – прошипел Бьёрнар от входа. – Сюда идут!

Гленн и Карстен скатились по лестнице, а Герман все стоял перед дверью и смотрел, как ее пытаются открыть изнутри. Шнурок дергался, но только сильнее затягивал узел.

– Вали, придурок! – крикнул Гленн и выскочил из подъезда следом за остальными.

Не сумев открыть дверь, Хюльда Хансен принялась кричать. Герман дергал и тянул петлю, но она не снималась. Что-то теплое вдруг потекло по ноге, и тут же на площадку влетели двое – дворник и полицейский в форме.

– Наконец-то мы взяли тебя с поличным, мерзавец! – прогудел полицейский и припер Германа к стенке. – Не волнуйтесь, госпожа Хансен! Сейчас мы вас освободим.

Дворник достал садовый секатор и перерезал шнур.

Дверь открылась, обмякшая на костылях Хюльда Хансен смотрела на них. Она увидела Германа. Он увидел Муравьиху.

– Мы поймали вашего мучителя. Легко он не отделается!

Муравьиха все еще рассматривала Германа. Он отвел взгляд и уставился на сверкающие пуговицы мундира полицейского. В правый башмак продолжало течь теплое.

– Это не он, – сказала Муравьиха.

– Как не он?

Дворник растерялся, полицейский ослабил хватку.

– Этого я знаю. Он приносит мне газеты.

Нагнуться Муравьиха не могла, дворник сам поднял газету с половичка и протянул ей, глаза у него беспокойно бегали.

– Вот оно что… – Полицейский резко повернулся к Герману. – Ну хорошо, мальчик. А ты кого-то здесь видел?

Герман все сглатывал и сглатывал, в адамовом яблоке завелся червяк, и хорошо если один. Полицейский одернул Герману куртку и отошел на пару шагов, морща нос.

– Двое убегали вверх по Оскарсгатен.

– Ты их узнал?

– Только со спины видел.

– Они были твоего возраста?

– Постарше вроде. Может, лет тридцати.

Дворник послал полицейскому безнадежный взгляд.

– Ладно. Займемся поисками.

Они ушли, тяжело топая, а Герман остался стоять. Не сойти ему с этого места, на которое натекла лужа из его штанины.

Муравьиха долго смотрела на него, изредка вздрагивая всем телом.

– Зайдешь? – спросила она. – Раз уж пришел.

– Да, – ответил Герман, переставил башмак из лужи и похромал за Муравьихой, не сгибая ногу.

В квартире было совсем темно – прямо хоть на ощупь пробирайся. Вдруг зажглась люстра, и оказалось, что вся гостиная заставлена диванами, по стенам теснятся фотографии, а с потолка свешиваются шнуры с ручками на конце, точно кожаные петли в трамвае. Все занавески были задернуты.

Хюльда Хансен медленно усадила себя на диван, подождала, пока тело успокоится, и перевела взгляд на Германа, задравшего голову к потолку.

– Я хожу, держась за них, если вдруг костылей под рукой не окажется.

– Хитро придумано.

– Дворник сделал.

На это Герман ничего не ответил.

– Садись, если хочешь.

– Я уже хорошо стою.

– Зачем ты опять связал мою дверь?

Герман шагнул прочь из-под люстры и встал в тени у стены.

– Я не знал, что тут вы живете.

– Но остальные знали?

– Я первый раз, – ответил Герман, и стыд сковал лицо и ниже все до пупка.

– Можешь попросить их прекратить?

– Что смогу, сделаю.

– Тогда не будем больше об этом.

О чем еще говорить, Герман даже представить себе не мог. Он покосился на дверь, она вон совсем недалеко, глазом два раза моргнешь – и выбежал. Убежать на край света, а там пробраться на корабль – и поминай как звали.

Герман не убежал.

– Не боишься меня больше? – спросила Хюльда Хансен и обхватила себя руками.

– Каштан хотите?

Герман положил перед ней коричневый кругляш, не дав ей времени ответить.

– Раньше я любила погрызть каштаны.

– Как это? Ели их, что ли?

– Ела. Жареные. В Риме, в Париже. Я всюду поездила. Тебя ведь Герман зовут?

– И в Адапазары были?

– Одно из редких мест, где я не побывала.

Она медленно встала, пошла, подтягиваясь на шнурах, и вернулась со стаканом сока для Германа и большой коробкой шоколадных конфет.

– У тебя там под дверью случилась неприятность с брюками?