Генрих IV. Людовик XIII и Ришелье - [18]

Данные обстоятельства вполне могли считаться тако­выми: почти в полном одиночестве он въехал на узкую и опасную стрелку, которую образует слияние Луары и Шера.

Генрих III находился в это время в замке Плесси-ле- Тур.

Другой Генрих, король Наваррский, был облачен в свой обычный наряд, так что ничто не утаивало его от врагов. Он рисковал получить пистолетную пулю, как герцог де Гиз, или аркебузную, как Колиньи. Голову его украшал белый плюмаж, а одеяние состояло из корот­кого красного плаща, который прикрывал камзол из буй­волиной кожи, потертый из-за частого соприкосновения с кирасой, и штанов цвета палой листвы, которому он отдавал предпочтение, поскольку цвет этот немаркий. Небольшого роста, твердо сидящий в седле, преждевре­менно поседевший (ему было всего лишь тридцать пять лет), с орлиным носом и острым приподнятым подбо­родком полишинеля, живым и беспокойным взглядом, взглядом охотника, проникающим в сердца людей и заросли кустарника, он ехал навстречу своему королев­ству — с трепещущим сердцем, но со спокойным и улы­бающимся лицом.

Генриха III, только что прослушавшего вечерню в монастыре францисканцев, уведомили, что в сторону замка движется огромная людская толпа, а в центре этой толпы, весело болтая и смеясь, едет почти одинокий всадник.

— Черт побери! — воскликнул Генрих III. — Вы уви­дите, что это мой наваррский братец, которому наску­чило ждать.

Это действительно был Генрих Наваррский, а толпа и в самом деле оказалась такой огромной, что в течение какого-то времени два короля не могли сойтись: они протягивали друг к другу руки, но издали. Наконец в толпе образовался проход, Генрих Наваррский упал на колени и с присущим только ему выговором произнес:

— Теперь я могу умереть, ибо я видел моего короля!

Генрих Валуа поднял его и обнял.

И тогда послышались радостные крики, доносивши­еся, казалось, до самых небес, ибо люди взобрались даже на деревья.

На следующий день король Наваррский отправился к утреннему выходу короля Франции, сопровождаемый всего лишь одним пажом.

Для этого нужно было определенное мужество, ведь кровь герцога де Гиза еще не была стерта с паркетного пола замка Блуа.

Было решено начать осаду Парижа.

Во время этой осады Жак Клеман убил Генриха III, что вызвало огромный восторг у парижан и повлекло за собой великое прославление имени убийцы.

Если кто-нибудь сомневается — не в убийстве, разуме­ется, а в прославлении имени убийцы, — пусть прочтет следующее четверостишие:

Доминиканец юный Жак Клеман

В Сен-Клу с письмом является с утра

И в Валуа, раденьем обуян,

Втыкает нож до самого нутра.[13]

Это четверостишие было написано под гравюрой, изо­бражающей «Мученичество преподобного святого Жака Клемана» — его гибель под алебардами королевских гвардейцев.

И тогда Генрих IV — после смерти Генриха III наш герой стал Генрихом IV, — и тогда, повторяем, Генрих IV был вынужден снять осаду и направиться в Дьеп, чтобы ждать там подкрепления, которое должна была прислать ему королева Елизавета.

В ту пору он, наследник французского престола, был крайне беден и, выходя из комнаты убитого, нес под мышкой его фиолетовый плащ, чтобы скроить себе из него траурный камзол.

Если бы Генрих III сам не был бы в трауре, Генрих IV не мог бы носить траур по Генриху III.

Хотя мы и говорим, что он стал Генрихом IV, нам сле­довало бы скорее сказать, что он провозгласил себя Ген­рихом IV, ибо многие, признавая его как полководца, не хотели признавать его как короля. Пример повиновения, поданный Живри, который бросился к ногам Генриха и воскликнул: «Государь, вы король храбрецов, и одни лишь трусы покинут вас!», оказался безуспешным, ибо многие дворяне, которые вовсе не были трусами, тем не менее оставили его. Так что, как мы уже сказали, он находился в Дьепе, располагая лишь тремя тысячами человек.

Преследуя его, Майен двинулся туда с тридцатью тысячами солдат.

Генрих должен был победить или оказаться сброшен­ным в море.

Он победил в сражении при Арке. Победа была пол­ной.

Вечером того же дня, когда была одержана эта победа, он пишет Крийону знаменитую записку:

«Повесься, храбрый Крийон! Мы победили при Арке, а тебя там не было!

Прощай, Крийон; люблю тебя, сам не знаю почему.

ГЕНРИХ».

Генрих всегда был исполнен остроумия, но вечером после очередного сражения он бывал еще остроумнее, чем в любое другое время.

Елизавета послала Генриху пять тысяч солдат. Имея эти пять тысяч солдат и примерно две с половиной тысячи, оставшиеся у него после сражения при Арке, он отбросил Майена к стенам Парижа.

Однако Париж был доведен до такой степени фана­тизма, что по-прежнему оставался неприступен. Тем не менее, желая внушить горожанам страх, Генрих позволил своим легким отрядам совершить атаку, которая остано­вилась только на середине Нового моста, построенного в 1578 году Дюсерсо и в то время действительно являвше­гося новым.

Атака остановилась в том самом месте, где позднее была установлена статуя Генриха IV.

Тем временем появился Эгмонт с испанской армией.

Генриху IV пришлось отступить.

Майен и Эгмонт соединили свои войска и стали пре­следовать Генриха IV, которого они догнали на равнинах Иври, а вернее, который их там поджидал.