Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология (сборник) - [15]

Шрифт
Интервал

что нет проверочного слова для говна.
За нумизматикой.
По возвращении из СССР
(опять депрессия)
ХI
Начитались Бердяевым вы б —
хохотали б безумно. Как выпь.
Ночь на Рождество.
Истерика
XII
Не русский классик я! Затем, что не хочу
всобачить в прозу междометье «чу»!
Холодина. За разбором рукописей (не горят)
XIII
Что значит повзрослел! Наверняка
стошнит от матушки парного молока!
По возвращении из СССР
(предчувствие эйфории)
XIV
Говорят: поэтессы жеманны.
А ведь это лишь enjambement’ы.
За любимой поэтессой.
Заря. Афула
XV
Раз «бедность не порок», то что тогда порок?
На завтрак пожирать любовницын творог?!
За заготовкой «Уединенного» впрок
XVI
Того, кто произнес: «Поэт должóн страдать» —
найду в аду. Чтобы по рылу дать.
Съев творог
XVII
Докатился – с утра alter ego дерзит:
«Паразит», – говорит, – «паразит!..»
За бритьем
XVIII
О, почему мне грудь стесняет грусть,
хотя я регулярно брою грудь?!
За бритьем.
Отвлекшись
XIX
Ночь напролет, как псих, читал «Дао дэ цзин».
Открылись чакры. Стыдно выйти в магазин.
На манжете
(неразб.)
ХХ
Сначала отключают свет и воду,
потом белки, жиры и углеводы.
Бен-Гиллель 8, кв. 8. Зарницы.
(За чтением «Б’решит»)
XXI
По причине геморроя
князь отъехали в Карлсроэ…
Листая Достоевского
XXII
По причине почечуя —
князь отъехали в Карлсруэ!
Озарение
XXIII
Прискорбный случай с этой, с зобом —
считать всего лишь эпизодом.
Грязи
XXIV
«Поэзия должна быть глуповата» —
у них, в России – вроде постулата.
Депрессия
XXV
Ах, где мне взять такую карму,
чтобы вольер и корм шикарный?
Ремиссия
XXVI
Вести из леса:
догнала черепаха Ахиллеса.
По возвращении из СССР
XXVII
Сел за долги в тюрьму Оскар Уайльд.
А мне бы полагался Бухенвальд.
На тризне
XXVIII
Что счеты к свету, что за свет счета —
«Mehr Licht!». И Гете тоже так считал.
При свечах
XXIX
…я не Зайчик по крови своей,
и меня только равный убьет.
За Зайчиком
XXX
Изменяет ли Генделев, сца,
выраженье смешное лица?
Бейт-Лехем.
Рождественская ночь.
На часах
XXXI
С Бар-Селлою. То-се… Вдруг входит Майя.
Бар-Селла в краску. Ничего не понимаю!
За пасьянсом.
Тюрьма Макбит
XXXII
У Гробмана один, но крупный недостаток —
остаток.
Лаская Гробмана.
Заря. Афула
XXXIII
Ну, хадж свершил в Москву. Ну, любопытства для
на минареты посмотрел Кремля…
За чисткой «Узи»
XXXIV
Увидел в микве Губермана.
Полез за словом. Не нашел кармана!
Миква.
День здоровья
XXXV
Земную жизнь пройдя до половины,
дошел: вокруг одни раввины!
Гиват-Шауль.
Шлошим
XXXVI
Рай: Зайчики – в полях. Все Окуни – в пруду.
В эфире – я! Под псевдонимом «Какаду»!
Коль Исраэль. Буфет
XXXVII
Я проснулся утром рано.
Абсолютно нету праны.
Рано
(нету праны)
XXXVIII
Когда пою: «Враги сожгли родную хату»,
нет-нет с улыбкой да и вспомню Арафата!
За чисткой вставных зубов.
Эйфория
XXXIX
Когда армянка говорит, что от меня брюхата,
а-апять с улыбкой вспоминаю Арафата.
Действующая армия.
Очередь (за пивом)
XL
Я знаю слов набат. Подводит тока,
что в метафизике не дока.
Перечитывая свое.
Бессонница. Полдень
XLI
Даже плевенький ящик Пандоры
за долги унесли кредиторы.
Зиндан
XLII
Все Пушкину прощу за сказку про Балду.
Какой величественный гимн Труду!
Колоннада (Биржи)
XLIII
Читал Коран. Такое резюме:
чем в их раю, так лучше в Костроме!
Расставшись с армянкой
XLIV
Вайскопфа наблюдал с трех до часов пяти.
Какой, однако! Глаз не отвести!
Миква
XLV
Нашел горчичник. Съел. Живьем.
Лапу сосать – инстинкт? Или прием?
Бессонница.
Как-то не по себе
XLVI
Как вижу полицейского – иной
раз маху дам. Но чаще все-таки – за мной.
За нумизматикой
XLVII
Пришел домой со свитком Торы.
Дошел до сути. Входят кредиторы!
Зиндан
XLVIII
Сколько бесстыдства все же в людях! Цигельман,
как оказалось, написал роман.
Ясная Поляна
(за table-talk’ом)
XLIX
Пиздец:
«Меняю первородство на супец».
За чтением «Б’решит»
L
Как хорошо, что подключили газ,
а то б совсем светильник разума угас.
Конец

Приложение к «Уединенному»

I
Обронишь невзначай какое-нибудь «mot»,
а повторяет всякое дерьмо.
За пасьянсом
II
В «Эгегей, хороша ж Палестина!»
«Эгегей» – восклицанье. Кретина.
III
Кто-нибудь ласкал армянку,
перенесшую ветрянку?
 9 Ава. День сапера
IV
Доволен ли взыскательный художник,
когда на нем наручник? И наножник?
V
Зачем «Умру ли я, но над могилою…»
всегда поют с такой нечеловечьей силою?
На тризне
VI
Хоть волхвуй, хоть не волхвуй —
окончание на «хвуй».
VII
Чем продолжительней молчанье,
Тем упоительней журчанье.
По возвращении из СССР
VIII
На мир подлунный глянешь без прикрас —
и на тебе! Чайковский – пидарас…
За пасьянсом.
Военная тюрьма Рамле
IX
Заметив, что на Капри все усатые,
Сморкался трубно: «Ах вы черти полосатые!»
На Капри.
Лаская армянку
X
Этот лучший из миров
удивительно херов.
XI
Армагеддон, Армагеддон!
Как много дум наводит он…
XII
Напрасен труд топиться одному,
Когда ты ни Герасим, ни Муму.
Минута слабости.
Мертвое море
XIII
Да здравствует мыло душистое
И веревка пушистая!
XIV
Над лысым черепом любви
Соорудим из пальцев «V».
За туалетом

Клебаны и тетя

(басня)
Клебаны, жадные до плоти,
Могилу раскопали тети
И мясо хладное во рву,
Урча и сплевывая, рвут,
Качают грязные тюрбаны.
Ну что ж! на то они клебаны.

Диана и Вакх

Ебаться, право, сущая безделка.
Но раз, сойдясь на олимпийский двор,
Вакх и Диана, импотент и целка,
вступили в спор.
Рек Вакх: Что импотент, так с отрочества пьяный —
под кайфом не до вас, до баб!

Еще от автора Михаил Самуэлевич Генделев
Книга о вкусной и нездоровой пище, или Еда русских в Израиле

Михаил Генделев. Поэт. Родился в 1950 году в Ленинграде. Окончил медицинский институт. В начале 1970-х входит в круг ленинградской неподцензурной поэзии. С 1977 года в Израиле, работал врачом (в т.ч. военным), журналистом, политтехнологом. Автор семи книг стихов (и вышедшего в 2003 г. собрания стихотворений), книги прозы, многочисленных переводов классической и современной ивритской поэзии. Один из основоположников концепции «русскоязычной литературы Израиля».


Великое [не]русское путешествие

Книга выдающегося русско-израильского поэта Михаила Генделева — трагикомическое повествование о путешествии «нового израильтянина» в Россию, наполненное эмоциональными и точными зарисовками богемной жизни Петербурга и Иерусалима, неповторимыми деталями давно ушедшего быта, тонким юмором и иронией. В книгу вошли также путевые очерки М. Генделева и проза о войне в Ливане, которую автор прошел военным врачом израильской армии. Примечания и комментарии составлены С. Шаргородским специально для данного издания.


Рекомендуем почитать
Путь человека к вершинам бессмертия, Высшему разуму – Богу

Прошло 10 лет после гибели автора этой книги Токаревой Елены Алексеевны. Настала пора публикации данной работы, хотя свои мысли она озвучивала и при жизни, за что и поплатилась своей жизнью. Помни это читатель и знай, что Слово великая сила, которая угодна не каждому, особенно власти. Книга посвящена многим событиям, происходящим в ХХ в., включая историческое прошлое со времён Ивана Грозного. Особенность данной работы заключается в перекличке столетий. Идеология социализма, равноправия и справедливости для всех народов СССР являлась примером для подражания всему человечеству с развитием усовершенствования этой идеологии, но, увы.


Выбор, или Герой не нашего времени

Установленный в России начиная с 1991 года господином Ельциным единоличный режим правления страной, лишивший граждан основных экономических, а также социальных прав и свобод, приобрел черты, характерные для организованного преступного сообщества.Причины этого явления и его последствия можно понять, проследив на страницах романа «Выбор» историю простых граждан нашей страны на отрезке времени с 1989-го по 1996 год.Воспитанные советским режимом в духе коллективизма граждане и в мыслях не допускали, что средства массовой информации, подконтрольные государству, могут бесстыдно лгать.В таких условиях простому человеку надлежало сделать свой выбор: остаться приверженным идеалам добра и справедливости или пополнить новоявленную стаю, где «человек человеку – волк».


На дороге стоит – дороги спрашивает

Как и в первой книге трилогии «Предназначение», авторская, личная интонация придаёт историческому по существу повествованию характер душевной исповеди. Эффект переноса читателя в описываемую эпоху разителен, впечатляющ – пятидесятые годы, неизвестные нынешнему поколению, становятся близкими, понятными, важными в осознании протяжённого во времени понятия Родина. Поэтические включения в прозаический текст и в целом поэтическая структура книги «На дороге стоит – дороги спрашивает» воспринимаеются как яркая характеристическая черта пятидесятых годов, в которых себя в полной мере делами, свершениями, проявили как физики, так и лирики.


Век здравомыслия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь на грани

Повести и рассказы молодого петербургского писателя Антона Задорожного, вошедшие в эту книгу, раскрывают современное состояние готической прозы в авторском понимании этого жанра. Произведения написаны в период с 2011 по 2014 год на стыке психологического реализма, мистики и постмодерна и затрагивают социально заостренные темы.


Больная повесть

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.