Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология (сборник) - [16]

– Я девочка, –   ответствует Диана, —

поскольку хер ваш слаб!

Едва не развалив Юпитера чертоги,

кляла Прыщавая похмельного Скопца.

Мораль: увы, увы! людя́м подобны боги,

когда туманен хер, а плева из свинца.

«Пока Кондом изобретал гондон…»

Пока Кондом изобретал гондон,

Нимало не дремала мать-природа.

Вот так родился пламенный Дантон,

Трибун и вождь французского народа.

«Когда сижу один я при луне…»

Когда сижу один я при луне,

Задумаюсь, бывает, на минутку.

«Клуазоне, – шепчу, – клуазоне»,

А медсестра уже уносит утку.

Переводы

Иегуда Галеви

(ок. 1075–1141)

«Душа на Востоке…»

1 Душа на Востоке, а тело – где Запад кровав.

В чаше изгнания – вина не слаще отрав.

Что мой обет – если Эдома род

Сел над Сионом, а надо мной – араб?

5 Я бы Испанию в пыль постелил за само

Счастье увидеть руины Храмовых врат!

Иегуда аль-Харизи

(ок. 1165–1234)

Из книги «Тахкемони»

1…а поэт был рабби Шломо-катан —

такой, что с ним рядом никто не стал —

(со времен, когда жил Эвер Ави Йоктан) —

семенили те, с кем он рядом шел, —

5 так велик был этот «Меньшой»!

Он до горних высей взошел ремесла,

ведь его Поэзия родила

на колена Мудрости, и сплела

чтоб – «он вышел первым». И – не отменить! —

10 первородства багряную нить.

Он был Мастером средь подмастерьев стиха;

Рядом с ним они по ветру шелуха,

да и Вдохновенье само

они крали, подделывая клеймо

15 того, «кто был помазан Господом перед народом его»,

Песне Песней – он равен – Шломо!

Разве сильный поэт, в свой высокий час —

и прочтет его – а для смертных, нас —

его Поэзия – чудо.

20 И «надо подняться на небеса, чтоб нам ее снять оттуда».

В молитвах из-под его руки

грозной мощью веет от каждой строки,

в Судный день – с вечера до утра —

мы внимаем Поэзии – нард и шафран

25 в оправе сапфира его пера!

Колоннада разума он – а стих

его – рабби царей земных!

Шломо ибн-Гвироль

(ок. 1021/22 – ок. 1053–1058)

От переводчика

Шломо ибн-Гвироль (он же Габироль, Гевироль, Авицеброн, Авицеброль et cetera) родился в Малаге предположительно в 1021 г. Прожив около 30 лет, он умер неизвестно где.

Жизнь этого гениального еврея была кратка, блистательна и трагична. Крохи свидетельств его неболтливых соседей по веку и вкрапления автобиографического характера в трудах самого Гвироля сообщают нам, отдаленным потомкам его современников, самую малость: был он тяжко болен, нуждался, был нелюбим, был непонят и отличался скверным характером (о чем эти современники, конечно, не умолчали). И уже никакие порывы исторических открытий, никакие филологические бури не сдуют тумана недостоверности и загадочности, окутавшего эту невероятную фигуру смутно различимых веков, Средних только по названью.

Смерть, которую он звал, ждал и называл Свободой, смерть встретил он в изгнанье, в каковое – после продолжительной, но тем не менее ожесточенной травли (по популярному обвинению в чернокнижии) – отправили Гвироля его почитатели – еврейская община Сарагосы. Заметим, что изгнанье в те бурные и малоблагосклонные к поэту и еврею времена – изгнанье из гетто – и было равнозначно смертному приговору. Болезнь же, при которой недуги Иова поминались с завистью, и золотая экзема славы настигли Гвироля раньше: еще при жизни поэта его стихи были канонизированы и включены в синагогальные литургии.

Все это – смерть, слава, аскеза и ересь, и еще, конечно же, исключительные достоинства его разнообразных, но, к несчастью, далеко не полностью дошедших до нас трудов – придало его биографии черты эксцентричности, полулегендарности и неизмеримо печальной банальности высокой поэтической судьбы.

На обожженных черепках всех трех культур и религий читаем мы дактилоскопию его покрытых струпьями пальцев. Как Соломон Авицеброн, он основал демоно– и ангелологию, на его авторитет ссылаются чуть ли не все позднейшие богословы и схоласты. Его читал Фома Аквинский. Его учение о Воле штудирует Джордано Бруно. Сулейман Ибн-Джебэриль – имя в ряду выдающихся имен арабской философии, пережившей свой полдень в мавританской Испании. Для нас он, Шломо ибн-Гвироль, астральный путешественник, философ и грамматик, «алмаз в ожерелье на шее Мудрости», величайший поэт еврейского Средневековья.

Европейское Средневековье герметично и труднопроницаемо, и в скорлупе его, в собственной и еще более твердой оболочке – Средневековье еврейское. И в этой двойной скорлупе, двойной раковине, двойном, если угодно, саркофаге – в броне непереводимости гения и одиночества – Гвироль.

И все же мы взяли на себя смелость предложить читающей по-русски аудитории опыт поэтического перевода <…>, ибо, рассудили мы: даже если тень крыла великого поэта, да что тень! – хоть шум пера одного достигнет слуха непросвещенного читателя – мы сочтем нашу нескромную миссию выполненной. А ежели непредвзятого нашего с Гвиролем читателя раздражает или смущает по отношению к тексту слово «перевод» (и впрямь изрядно скомпрометированное некоторыми нашими предшественниками) – что ж, мы согласны считать наш опыт лишь документом, записью некоего культурного переживания, какое перенесли мы при встрече с Шломо ибн-Гвиролем. Он же Ибн-Габироль. Он же Авицеброль.

«Молний пером, ливней тушь расплескав…»