Гарри-бес и его подопечные - [13]
За ним черный провал.
Испугался солдат, бежать хочет, да ноги не служат, в землю вросли. И говорит тогда Гарри: «Все, пришли, солдат. Здесь твой дом». И толкает Егора в спину.
Полетел солдат в провалище. Сколько летел, одному Богу известно. Может, сутки, а может, и трое. А может, и целый месяц.
Очнулся Егор в том темном омуте — испугался. Засосала его страшная трясина в чрево свое, ах засосала!
Приоткрыл глаза, огляделся кругом — зала просторная. Сам он на диване вроде лежит пледом укрытый. У изголовья светильник с абажуром. Кругом пыль многолетняя, паутина свисает да плесень по углам.
А напротив на стуле Гарри. Ручки сложил, ликом кроток, выражение на лике угодливое. Выражение такое, что будто Егор в забытьи, а Гарри как бы в испуге и переживаниях.
— Как самочувствие, а? — спрашивает Гарри как бы участливо.
— И ты еще спрашиваешь, песий сын, — хрипит Егор.
— Если водицы испить, так я вон поставил в ковшике. Холодненькая. Здесь родник из-под земли бьет. Так что с водицей проблем нет.
— А с водкой?
— Что с водкой?
— Проблемы есть?
— Проблем нет. Водка есть.
Встрепенулся Егор: где? где?
— Так вот же она….
Смотрит Егор, глазам не верит: бутылка непочатая на столе стоит завода «Кристалл». Рядом стакан.
— Ну ты фокусник… а закусить?
— Чего изволите-с?
— Лимон изволим.
Испарился Гарри, через минуту-другую появляется с лимоном в руке и пачкой пельменей.
— Экий ты шустрый. А это зачем?
— Питаться тебе надо. Вон худой какой. Я сейчас отварю порцию, а ты лежи пока, опохмеляйся.
— Черт с тобой, валяй. Только интересно знать, с чего такие милости?
— Ты мой последний шанс. Я тебя оберегать намерен.
— Это так-то ты меня оберегаешь? Да? Кинул в омут заплесневелый, водкой накачал… К свету хочу! На чердаке лучше жить, чем в дыре твоей подлой.
— Нельзя нам на чердак. Оттуда упасть можно. А здесь хорошо, тихо… Работать начнешь, совсем просветлеешь.
— Работать? Уж не на тебя ли?
— Дворец золотой возводить будем, во благо Отчизны. На вот, ешь пельмени… горяченькие.
— А горчица?
— Нет горчицы.
— А ты слетай на тот свет, пошустри. И сигарет прихвати. И шампанского. И закуски всякой. Новоселье справлять будем. А я соседей пока обзвоню. Не с твоей же угодливой мордой праздновать.
А соседям и звонить нечего. Люди творческие — интуиция, как у волков. Нюхом праздник чуют. Не успел Гарри закуску разложить, в дверь скребутся. Корпус быстрого реагирования десант высадил.
Ох да эх раздается у входа.
— Иди открывай, — говорит Гарри, — первая партия. А я в тебе пока посижу. Инкогнито.
Открывает Егор дверь — стоят двое. Бороды с проседью. Из всех карманов портвейн торчит. Бутылок пятнадцать.
— Циолковский, — сказал Циолковский.
— Мичурин, — сказал Мичурин. — На огонек зашли.
— Где это вы огонек увидели? — спрашивает Егор.
— Мы не увидели. Мы предопределили.
— По какому поводу гуляем? — интересуется Мичурин.
— Русская болезнь кривизны — запой, — говорит Егор.
— Эт мы понимаем, — говорит Мичурин.
— Аналогично, — говорит Циолковский. — Нам здесь нравится. Мы у тебя поживем недельку.
«А вы нам не очень, — ворчит Гарри, — с вами не только дворца, сараюги кособокой не построишь».
Только бутылки откупорили — стук в дверь. Открывает Егор — на пороге мужик веселый. Кучерявая борода, как у ассирийца.
— Ты кто?
— Птица, — говорит Птица. — Большого полета. Хошь стихотворение прочитаю? Сегодня написал. С живой природы скопировал. Вo:
Ха-ха-ха-ха! По-моему гениально!
— Ты поэт?
— Не, певец. Горя народного. Помузицируем? — И достает из кармана початую бутылку «Рояля».
Только по стаканам разлили — cтук в дверь: «Открывай, полковник!».
Открывает Егор — мужик веселее прежнего. Босой, в цветастых шортах, с хризантемой в руках.
— Туз, — представился Туз, — узник Матросской тишины. В недавнем прошлом. Ныне вольный садовник.
— А почему бос?
— А-а, мелочи жизни… Я ей сказал: давай 45-й. Я хоть и низкий, а нога у меня — во! Нет, засранка, 44-й подсунула. Я ходил, ходил — ноги огнем полыхают — вышвырнул к чертовой матери. Теперь хорошо, стакан нальешь?
Только чокнулись за процветание государства Великорусского — стучат. Открывает Егор — мужик тихий. Без бороды, одет скромно, в карманах ничего.
— Коля, — представился он, — Талала. Я не опоздал? Очень кушать хочется…
— В самый раз, — отвечает Егор. — А кушать что будешь? Портвейн, «Рояль», водку или шампанское?
— Портвейн буду, если можно…
Только выпили за народ Богоносец, великомученик — треск и грохот раздается у двери. Вся компания с лица спала. Птица бутылки под стол прячет. Открывает Егор — мать честна! — баба шикарная.
В бусах, перьях, пальто с разрезом. Из разреза бедро, как облак, смотрит вызывающе.
— Ой, мужик какой, — заворковала баба, — хорошенькай, тощенькай… Откуда залетел к нам, сокол ясный?
— Из леса дремучего. Егором звать.
— Ах, — представилась баба, — царевна я. В смысле голубых кровей и тонких восприятий. По соседству живу. Маюсь с одним шалопутом. Хоть и боярин, а пьет, как троглодит, — ведрами. Он не у тебя?
— Не знаю. Тут много разных.
Влетела царевна в залу:
— А-а-а-а-а, ненаглядные, с утра пораньше… Где он?
Юрий Цыганов по профессии художник, но, как часто бывает с людьми талантливыми, ему показалось недостаточным выразить себя кистью и красками, и он взялся за перо, из-под которого вышли два удивительных романа — «Гарри-бес и его подопечные» и «Зона любви». Оказывается, это очень интересно — заглянуть в душу художника и узнать не только о поселившемся в ней космическом одиночестве, но и о космической же любви: к миру, к Богу, к женщине…
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.