Гарри-бес и его подопечные - [14]
— Эх.
— Ох.
— М-м-м-м-м…
— Еще не приходил, — сказал Коля Талала и вздрогнул.
— Обманул, змей! Трое суток по следу шла, а сейчас как сквозь землю провалился. А след, между прочим, сюда вел.
— Не гневись, государыня, — сказал Циолковский, — выпей лучше шампанского, расслабься…
— Нельзя мне расслабляться. Родовое гнездо стеречь надо от разбойных поползновений.
— А мы че? — обиделся Коля — Ни че… У нас все свое.
— У вас свое только глотка.
— За присутствующих здесь дам! — высунулся Мичурин со стаканом. — Дай я тебя расцелую, царевна грез моих и сладость сновидений…
— Ты «Агдам» свой целуй, здесь присутствующий. У меня свой целовальник есть. — Повела глазами царевна, — ах! — полыхнула звездой в Егора. — Только прячется… Ладно, кореша, скукотища у вас, аж у в ушах звенит. Никаких восприятий. Погнала я. К Итальянцу заеду, может там залег мой антихрист. А с тобой мы подружимся, — курлыкнула царевна Егору. — Я, знаешь ли, змея по гороскопу.
Только выпили за ожидаемое процветание угнетенных — стук в дверь. Открывает Егор — мужчина тонкой наружности в кожаном пальто. Печален и тих.
— Корней, — представился он. — Зайти можно?
— Сколько угодно, — сказал Егор, — тут, очевидно, все ваши друзья… Новоселье празднуем.
— Прекрасно… — сказал Корней. — Только друзей у меня нет. И не было никогда.
Но друзья так не считали.
— О, — кричат, — кто к нам пожаловал! Какие люди!
Циолковский стакан наливает, а Коля Талала слезу пустил.
— Тут, — говорят ему, — царевна накатила волной бурлящей, тебя, голубя, искала. Серьезная у тебя тетка. Не тетка — Голгофа. Завлечь тебя жаждет в пенаты родные, воспрепятствовать торжеству и величию нашего застолья.
— Я знаю, — говорит Корней — но никогда… никогда, никогда англичанин не будет рабом!
— Да ты кто такой, чтобы мной командовать! — вскинулся вдруг Коля и выпил. — Я выпил за писателя Антуана Экзюпери, — пояснил он. — Во мне, может, тоже Моцарт течет… И мы еще полетаем!
— В тебе Моцарт сидит, мух давит и ест. А летать буду я — Птица Асс!
— Пива хочешь, летчик? — сказал вновь примкнувший гость, пробравшийся к застолью незаметно, мелкий и востроглазый. — Без пива какие полеты?
— Я выпью шестьсот бутылок водки и сохраню чистоту отношений. Я так сказал — Птица. А ты выше табуретки не прыгнешь. Сиди под ней, мух лови, трусы штопай.
— Кто не прыгнет? — сказал востроглазый и прыгнул. Да так хорошо прыгнул, что перелетел через Птицу, приклеев по пути громовержцу под глаз аккуратный синячок с кровоподтеком.
— Прыгучий, падла, — сказал Циолковский.
— Каскадер в натуре, — сказал Мичурин.
— А-а-а-а-а!! — из распахнутых зарослей Птицыной бороды обрушилось нечто ошеломляющее. Исторгнутый звук был непомерно грозен. Он зародился в сердцевине безумца и, вырвавшись на волю, наполнил всю залу: — Ах ты спирохета ползучая, я ж тебя испепелю своей личностью, — и пошел напролом, вращая зрачками.
— Господа! — сказал вдруг Гарри из Егора, громко и леденяще. — Хочу заметить, что наш дом имеет добропорядочную репутацию. И я не позволю всякому фрайеру делать из гостеприимной гостиной полигон для дешевых страстей и прочих амбициозных прикидов. Смею заверить, я найду способ защитить свое доброе имя от всевозможных поползновений и тому подобных инсинуаций.
А вас, господин певец горя народного, я отдельно обличаю, как фанфарона и мудазвона, и предупреждаю, что ваш неуравновешенный пафос действует на меня угнетающе. И если вы, милостивый государь, не угомонитесь, то извольте стреляться тот час же с десяти шагов. Через платок. И не сомневайтесь, я продырявлю вас, как того парня Вову Ленского, с первого же выстрела.
— Логично, — сказал Мичурин.
— Малыш, ты мне нравишься, — сказал Циолковский, — все сильней и безнадежней…
— И еще, — сказал Гарри уже миролюбиво, — если у кого-то возникнет желание попрыгать, полетать иль с бухты-барахты взбелениться — милости просим — по соседству мертвецкая, постоянная температура — ноль.
Все посмотрели на Колю Талала. А Коля в это время как бы незаметно для самого себя, как бы невзначай, как бы в задумчивости доедал последнюю пельменину из общего котла.
Народ возмутился, естественно.
— Он сожрал общественные пельмени!
— В мертвецкую антихриста!
— В мертвецкую его, в мертвецкую!
— Позвольте, — сказал тогда Егор, — минуту внимания. У нас провинившихся двое: Птица Асс и Коля Талала. Сегодня праздник, и одного мы можем простить. Вопрос — кого?
Но, не дослушав сказанного, народ возопил, указывая на Колю:
— Его, его в мертвецкую!
— Но вина Птицы несоизмеримо больше, — возвысил голос Егор. — Он нарушил покой дома и достоинство его обитателей, тогда как Коля всего лишь голодный. Так кого мы должны простить?
— Пти-и-и-цу!
— Одумайтесь, безумцы! Мучительное раскаяние посетит вас уже завтра, но будет поздно. Я последний раз спрашиваю, кого мы должны простить?
Как раскаты грома прокатилось по зале:
— Пти-и-и-и-и-цу-у-у-у!!
Егор отвернулся и подсел к Корнею.
— Не печалься, — сказал Корней. — Испанцы говорят в таких случаях: момент истины.
Колю поволокли в мертвецкую. Он сопротивлялся и кричал так: «Иуды! Продали Колю за пельменную похлебку».
Птица сказал: «Бал закончен», — и удалился, прихватив с собой остатки «Рояля».
Юрий Цыганов по профессии художник, но, как часто бывает с людьми талантливыми, ему показалось недостаточным выразить себя кистью и красками, и он взялся за перо, из-под которого вышли два удивительных романа — «Гарри-бес и его подопечные» и «Зона любви». Оказывается, это очень интересно — заглянуть в душу художника и узнать не только о поселившемся в ней космическом одиночестве, но и о космической же любви: к миру, к Богу, к женщине…
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.
О чем эта книга? Об американских панках и африканских нефтяниках. О любви и советском детстве. Какая может быть между всем этим связь? Спросите у Вадика Гольднера, и он ответит вам на смеси русского с английским и португальским. Герой нового романа Александра Стесина прожил несколько жизней: школьник-эмигрант, юный панк-хардкорщик, преуспевающий адвокат в Анголе… «Троя против всех» – это книга о том, как опыт прошлого неожиданно пробивается в наше настоящее. Рассказывая о взрослении героя на трёх континентах, автор по-своему обновляет классический жанр «роман воспитания».