За ближайшим поворотом нас ждал старый друг, он ничего не сказал, только указал направление. К моему ужасу, нам предстояло спуститься в то самое подземелье. Увидев, что я побледнел, Атли шепнул мне на ухо:
«Не переживай, мы пойдём в другую сторону ― нас ждут покои Герцога», ― а когда я раскрыл рот, чтобы задать вопрос, охотник приложил палец к губам, призывая помалкивать. Я понятливо кивнул.
Мы и в самом деле спустились в подземелье, но сразу же свернули в неприметный боковой тоннель. Здесь Атли спокойно выдохнул:
«Теперь можешь спрашивать, Феникс, тут нас никто не услышит».
― Почему мы идём к Герцогу, неужели Алекс у него на допросе? Я слышал, что Правитель не любит такие вещи.
― Последнее время он очень изменился. Придворные поговаривают ― окончательно сошёл с ума. Дело в том, что вчера Алекса видели на пиру у Герцога, и тот был весьмаблагосклонен к нашему мальчику.
― Что ты хочешь сказать? ― встревожился Дани.
― Я слышал от доверенного человека, что этой ночью придурковатый правитель позвал молодого Графа Монте-Кристо в свои покои, вроде он без ума от его красоты и обаяния, даже пожаловал ему орден Розы за прекрасный подарок…
Мы с Дани переглянулись и одновременно воскликнули:
«Граф Монте-Кристо?» ― и засмеялись. Но громче всех хохотал Мика:
«Слышишь, Феникс, твой сын мне уже нравится…»
Атли удивился:
«А что не так-то? По-моему, Алекс придумал очень звучное имя».
Я чуть не подавился от смеха:
«Это точно, ай да маленький болтун. Но что ты там говорил о покоях Герцога? Он что, серьёзно собирался…»
От этой мысли мне стало совсем не до смеха, а по помрачневшему лицу Дани я понял, что и ему это не понравилось. Атли покачал головой.
― Не знаю, что и сказать, раньше Герцог мальчиками не увлекался, но с некоторых пор он ведёт себя очень странно.
― Тогда поторопимся, у меня плохое предчувствие, ― у Дани на щеках появились яркие пятна, которые не могли скрыть даже уродливые шрамы. Он очень переживал за сына.
И, не сговариваясь, мы прибавили шаг, практически перейдя на бег.
― А куда ведёт этот тоннель? ― поинтересовался я.
― Прямо в покои Герцога, ― не успел он договорить, как Дани, бросив мне: «Я вперёд», ― расправил крылья, благо, высота тоннеля позволяла это сделать, и скрылся из глаз.
Мне стало по-настоящему страшно за них обоих, и я со всех ног помчался следом. Сзади доносилось шумное дыхание Атли и Мики, но я не останавливался, чтобы их подождать. Очень скоро передо мной предстала сорванная с петель железная дверь, вид которой напомнил о необыкновенной, нечеловеческой силе брата. Я бросился вперёд и, вбежав в комнату, никого там не нашёл. Атли пробормотал:
«В углу должна быть потайная дверь в сокровищницу, но она закрыта магическим ключом».
― Уже нет, дверь кто-то открыл.
Вслед мне прозвучали испуганные слова друга:
«Осторожно, Феникс! Это похоже на ловушку!» ― но я не обратил на них внимания. Через несколько мгновений передо мной открылась ужасная картина. Мой Алекс, окружённый голубым пламенем, медленно растворялся в воздухе. Дани неподвижно лежал на земле: глаза были закрыты, из груди торчала рукоять кинжала.
Совсем рядом, закрыв голову руками, на полу сидел Герцог, и я, не задумываясь, сжёг его. В это же мгновение Алекс исчез, не оставив за собой даже пепла. У меня подкосились ноги, и я почувствовал, что стою только благодаря крепким объятьям Атли, шепнувшего мне: «Держись, сынок».
Сзади вскрикнул Мика, но я был не в силах даже посмотреть на него. Перед моими глазами был только Дани. Оттолкнув Атли, опустился перед братом на колени. Проверил дыхание ― оно было очень слабым. Не раздумывая, протянул руку к кинжалу, но резкий голос Мари меня остановил:
«Не трогай его, скорее всего, кинжал отравлен. Дай, посмотрю».
Я даже не удивился, что она так вовремя оказалась здесь, не представляя, как скажу ей, что нашего мальчика больше нет. Мари склонилась над Дани и что-то прошептала, принюхиваясь, а потом подняла на меня свои испуганные, полные отчаяния глаза.
― К несчастью, я права. Это не просто яд, а плохая магия. Очень плохая, Феникс. Нужен сильный колдун, ты знаешь такого? У Дани мало времени и шансов…
Я сразу же подумал о Генри, беда была в том, что он жил в моём мире. Кивнул, но ответить она мне не дала и, внимательно заглянув в мои глаза, вскрикнула. Мари всё поняла без слов, прошептав только одно слово:
«Как?»
Запинаясь, рассказал то, что увидел, и, бросившись мне на грудь, Мари зарыдала. Я пытался что-то бормотать, утешая её и себя, но получалось плохо: от моих слов её рыдания становились только громче. И тут за невысоким шкафом, заполненным золотыми и серебряными фигурками, послышался шум, и через минуту оттуда показался вполне живой сын, завёрнутый в ткань словно индиец.
Вид у него был, мягко выражаясь ― необычный, и мы с Мари растерялись. Атли забормотал какую-то молитву, а Мика выругался: «Чёрт побери, вот это номер!»
Я смотрел на сына во все глаза и не верил своему счастью, а Алекс робко произнёс: «Мама, я живой!» ― и она тут же бросилась к нему. Потом мы с Атли тоже обнимали нашего мальчика, но он даже не посмотрел на нас. Его глаза видели только отца. Я сам готов был заплакать, глядя, как он пытается уговорить Дани «проснуться».
