Эйсид-хаус - [31]
– Да, но не на этот раз. В тот день все точно случилось из-за Фостера. Я слышал, как два парня спорили о нем.
– Честно говоря, Фостер не такой уж меткач. Хотя охуенно быстрый.
– Фостер…
– Еще насчет Фостера – мы получили этого чувака задарма! Дерек чертов Фергюсон – три четверти миллиона за игрока! Примадонна хуева!
– Нет, это настоящий футболист, мужик.
– Фостер. Вот это парень. Если бы все рвали задницу, как Фостер…
– Точно-точно. Если бы к рвению Фостера да класс Фергюсона…
– Да, – кивнул другой птицеголовый. – Я бы просто тащился.
– Рвение и скорость Фостера плюс фергюсоновские класс и предвидение…
– Фостер.
– Точно. Фостер – это круто.
– Да. Уэйн Фостер. Пиздатый игрок, – заключил первый птицеголовый, поворачиваясь к своему приятелю. – Еще по пинте?
– А как же.
Птицеголовый направился к стойке, но бармен отказался его обслуживать, поскольку придерживался сектантских воззрений, а потому ненавидел птицеголовых кретинов. Вдобавок этот бармен получил классическое образование, отчего чувствовал превосходство над большинством людей, особенно над птицеголовыми, которым он терпеть не мог наливать пиво. Имелась еще одна причина. В баре была Она. И что еще хуже: Она была в баре с Ней. Острое зрение птицеголового сфокусировалось на этих двух женщинах, сидевших в углу и поглощенных беседой. Если Она отправится домой с каким-то птицеголовым, это будет означать полное фиаско для Классически Образованного, а что касается Нее, ну, она может делать, что ей заблагорассудится.
– Но почему нет? – спросил птицеголовый у стойки. – Как так получается, что нас не обслуживают?
Его клюв был распахнут под девяносто градусов, огромные черные глаза излучали тревогу.
Бармен не разбирался в орнитологии. Его коньком была древняя литература, но все равно он почувствовал явное неудовольствие птицеголового. Тем не менее он медленно покачал головой, отказываясь встретиться с ним взглядом. Он решительно сосредоточился на ритуале мытья стакана.
Птицеголовый у стойки вернулся назад к столику.
– Нас не обслуживают! – объявил он своему приятелю.
– Правда? И почему?
Птицеголовые двинулись к другому концу стойки, чтобы пожаловаться Эрни, другому бармену. Классически Образованный был в смене главным, и если бы даже у Эрни была власть отменить его решение, он не стал бы этого делать, так как тоже любил посмотреть на обескураженных птицеголовых.
– Это не от меня зависит, ребята, – пожал он плечами, глядя на ошеломленно дрожащие клювы, и продолжил разговор с двумя парнями у стойки.
Классически Образованный смотрел на двух женщин в углу. Особенно его взгляд притягивала Она, он просто глаз не мог оторвать от ее блестящих губ. Он вспоминал тот новогодний минет; это было нечто. В его сознании и теле всегда была напряженность; это неотъемлемая часть бытия Классически Образованного в мире, где классику недооценивают. Его глубокие и широкие познания оставались непризнанными. Он был вынужден разливать пиво птицеголовым. Это вызывало депрессию, тревогу и фрустрацию. Однако новогодний минет высосал все напряжение из его натянутого как струна тела, удалив все ядовитые мысли из его головы. Он на какое-то время отключился, лежа раздетый на лавке у гардероба; просто валялся в оцепенении. Когда он очнулся, Она уже вышла. Он отправился ее искать, но когда приблизился к ней, Она повела себя холодно и грубо.
– Пожалуйста, держись от меня подальше, – сказала Она ему. – Ты мне неинтересен. Это Новый год. Я немного пьяна. Понимаешь, это ничего не значит, хорошо?
Все, что он мог сделать, – это ответить ошеломленным кивком, доковылять до кухни и напиться в говно.
Теперь Она была в баре с Ней, с женщиной, которую он когда-то уводил домой, с женщиной, которую он трахал. Ему не нравилось с Ней, но мысль, что он был с ними обеими, определенно вдохновляла. В баре две женщины моложе тридцати, и он протянул их обеих. Ну, протянул одну и получил минет от другой. Мелкая техническая подробность, не более того. Он воспроизвел ту же мысль по новой: в баре две женщины моложе тридцати, и каждой он заправил в ту или иную дырку. Так звучало даже лучше. Но вскоре от хорошего настроения не осталось и следа, потому что Она глядела на него и смеялась; они обе смеялись. Она держала руки на уровне груди, оттопырив указательные пальцы на несколько дюймов. Другая женщина презрительно мотнула головой, когда они снова украдкой покосились на Классически Образованного, и тогда Она свела пальцы ближе, почти вплотную, и Ее голова одобрительно качнулась, и обе зашлись в припадке хохота.
Классически Образованный был слишком чувствителен и раним, чтобы с ним так обращались. Он зашел в комнатку за стойкой и взял с грязной раковины старый твердый кусок желтого мыла. Отгрыз от него почти половину и, ощутив тошнотворный вкус, с трудом проглотил. Мыло медленно, жгуче двинулось к его желудку, оставляя в пищеводе ядовитый след. Он ударил кулаком по ладони, поджал пальцы ног и начал тихо бормотать мантру:
– Шлюхи, шлюхи, шлюхи, шлюхи, шлюхи…
Взяв себя в руки, он вышел и столкнулся у стойки с одним из птицеголовых.
– Как так получается, что нас не обслуживают, приятель? Что мы такого сделали? Мы не шумели, ничего не вытворяли. Просто спокойно выпивали себе. Болтали об этом матче, понимаешь? Уэйн Фостер и все такое.
Это — книга, по которой был снят культовейший фильм девяностых — фильм, заложивший основу целого модного течения — т. н. «героинового шика», правившего несколько лет назад и подиумами, и экранами, и студиями звукозаписи. Это — Евангелие от героина. Это — летопись бытия тех, кто не пожелал ни «выбирать пепси», ни «выбирать жизнь». Это — книга, которая поистине произвела эффект разорвавшейся бомбы и — самим фактом своего существования — доказала, что «литература шока» существует и теперь. Это — роман «На игле».
Рой Стрэнг находится в коме, но его сознание переполнено воспоминаниями. Одни более реальны – о жизни Эдинбургских окраин – и переданы гротескно вульгарным, косным языком. Другие – фантазия об охоте на африканского аиста марабу – рассказаны ярким, образным языком английского джентльмена. Обе истории захватывающе интересны как сами по себе, так и на их контрапункте – как резкий контраст между реальной жизнью, полной грязи и насилия, и придуманной – благородной и возвышенной. История Роя Стрэнга – шокирующий трип в жизнь и сознание современного английского люмпена.
Уэлш – ключевая фигура современной британской прозы, мастер естественного письма и ниспровергатель всяческих условностей, а клей – это не только связующее желеобразное вещество, вываренное из остатков костей животных. «Клей» – это четырехполосный роман воспитания, доподлинный эпос гопников и футбольных фанатов, трогательная история о любви и дружбе.
Может ли человек полностью измениться? Самый одержимый из давно знакомых нам эдинбургских парней, казалось бы, остепенился: теперь он живет в Калифорнии с красавицей-женой и двумя маленькими дочками, стал успешным скульптором, его работы нарасхват. Но вот из Эдинбурга приходит сообщение, что убит его старший сын, — и Бегби вылетает на похороны. Он вовсе не хотел выступать детективом или мстителем, не хотел возвращаться к прошлому — но как глубоко внутрь он загнал былую агрессию и сможет ли ее контролировать?.Впервые на русском — недавний роман «неоспоримого лидера в новой волне современной британской словесности» (Observer), который «неизменно доказывает, что литература — лучший наркотик» (Spin).В книге присутствует нецензурная брань!
Впервые на русском – новейший роман «неоспоримого лидера в новой волне современной британской словесности» (Observer), который «неизменно доказывает, что литература – лучший наркотик» (Spin). Возвращаясь из Шотландии в Калифорнию, Бегби – самый одержимый из давно знакомых нам эдинбургских парней, переквалифицировавшийся в успешного скульптора и загнавший былую агрессию, казалось бы, глубоко внутрь, – встречает в самолете Рентона. И тот, двадцать лет страшившийся подобной встречи, донельзя удивлен: Бегби не лезет драться и вообще как будто не помышляет о мести.
«Игры — единственный способ пережить работу… Что касается меня, я тешу себя мыслью, что никто не играет в эти игры лучше меня…»Приятно познакомиться с хорошим парнем и продажным копом Брюсом Робертсоном!У него — все хорошо.За «крышу» платят нормальные деньги.Халявное виски льется рекой.Девчонки боятся сказать «нет».Шантаж друзей и коллег процветает.Но ничто хорошее, увы, не длится вечно… и вскоре перед Брюсом встают ДВЕ ПРОБЛЕМЫ.Одна угрожает его карьере.Вторая, черт побери, — ЕГО ЖИЗНИ!Дерьмо?Слабо сказано!
История жизни одного художника, живущего в мегаполисе и пытающегося справиться с трудностями, которые встают у него на пути и одна за другой пытаются сломать его. Но продолжая идти вперёд, он создаёт новые картины, влюбляется и борется против всего мира, шаг за шагом приближаясь к своему шедевру, который должен перевернуть всё представление о новом искусстве…Содержит нецензурную брань.
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».