Евангелие от Антона - [9]
— Хорошо. Я вот свой пакет здесь оставляю, там кое–что из городской еды есть, попробуете.
Артём взял свой полиэтиленовый пакет с продуктами, достал оттуда непочатую пачку сигарет — надо будет её потом изничтожить — сунул её пока в карман. Пошёл в сторону хозяйства Фоки.
12. О преодолении дурных привычек
Артём подошёл к овину. На круглом небольшом валуне, прислоненном к стене овина, лежала аккуратно сложенная в несколько раз риса, на ней так же аккуратно сложенная однотонная, серого цвета сорочка, сверху том Библии. Антон только что начал перекладывать наверх снопы, которые он перетаскал с улицы и сложил горой у входа в овин. Одет он был, оказывается, совершенно «по цивильному», как и Артём — в кроссовки и в джинсы — под рясой–то всё равно не видно. Работа, похоже, его от горестных мыслей действительно отвлекла — выглядит уже не так удручённо, во взгляде живинка появилась, лицо от постоянного движения зарумянилось. Артём тоже снял свою рубаху, положил сверху антоновых вещей на валун.
— Антон, я сейчас залезу наверх, буду укладывать снопы. Ты мне будешь их подавать.
Вдвоём работа шла споро. Через некоторое время все снопы были уложены в сушильне. Артём спрыгнул вниз. Посмотрел по сторонам, увидел на земле небольшую сучковатую палку, пошёл, поднял. Заглянул в овинную печь. Она была устроена так же, как и у Гордея, низ земляной, углублением, на дне остатки золы и угольев. Артём рядом с ними копнул землю концом палки. Земля легко подалась, получилась небольшая ямка, он её ещё поуглубил.
— Ты что такое делаешь? Зачем тебе эта ямка?
— Курево хочу уничтожить. У меня с собой «оттуда» полторы пачки сигарет. А здесь ещё про курение ничего не знают, до него ещё пять с лишним веков, пока Пётр его из европ не привезёт. Пусть они о нём пока ничего и знать не будут. Не хочу, чтобы на Руси курение началось по моей вине на пять веков раньше, чем этому быть суждено. Так что курить бросаю и произвожу здесь, в жилище местного бога Овинника, его торжественное изничтожение и захоронение. Надеюсь, Овинник этот мой поступок одобрит. А то так даже ещё и поможет облегчить страдания заядлого курильщика, решившего курить бросить.
Артём достал из кармана обе пачки, вытряхнул из них сигареты в ямку, концом палки постарался их сильнее помять, измочалить в крошку, туда же сунул обрывки пачек, загрёб это всё обратно землёй, а сверху присыпал золой и угольями — замаскировал.
— Вот так–то приходится с дурными привычками расставаться. Хоть и тяжело, и мучительно, а, знаешь ли, приятно, начинаешь себя человеком осознавать, а не рабом своих дурных привычек. Ладно, я это несколько высокопарно выражаюсь — это намеренно, чтобы укрепить в себе уверенность в правильности и бесповоротности решения. Хотя обратной дороги теперь уже не будет — курева–то ведь всё равно больше нет.
— Какого ты тут Овинника поминал?
— Об этом, отец Антон, нам надо будет с тобой обязательно поговорить. Овинник — это их местный божок. Русь–то ведь хотя и окрестили более века назад, но, надеюсь, ты из истории знаешь, что она как до этого была языческой, так и после принятия христианства языческие обычаи долго жили, особенно средь простого люда. Это князья там всякие крещение прилюдно спешили принять — им религия–то край как нужна была, чтобы утверждать перед холопами богоданность своей власти. А простому люду и со своими языческими богами хорошо жилось. Они, эти боги, и помогали им во всём, и за порядком следили, и наказывали, когда надо. Никакой заморский, привозной бог им и не нужен был. Вот тебе мой совет, просьба, наставление старшего, да хоть указ: помни — в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Ты хотя церковный сан и имеешь, но здесь, в данных обстоятельствах, как говорится, не «при исполнении», не твой это приход, не твои прихожане.
— Но ведь они же как дети малые. Их же надо на путь истинный наставлять. Они же Домовому, да вот ещё и Овиннику молятся.
— Поговорить насчёт истины, и путей к истине у нас тобой времени, возможно, ещё немало будет. Поговорим ещё. Вон, кстати, Фока со стороны Гордеева двора возвращается. Видимо, снопы всем развёз и повозку с лошадкой уже вернул.
13. Обед
Подошёл Фока:
— Я вижу, уже управились. Артём, тебя Гордей обедать ждёт. А Антон у нас столоваться будет.
Пошли по своим дворам. Артём подошёл к дому Гордея. Никаких заборов от людей вдоль улицы нет. Если и есть какие во дворах где изгороди, так это они лишь чисто «технологического» назначения, чтобы скот или домашняя птица куда не надо не лезли. Вошёл в сени, подошёл к двери в жилое помещение, за ней слышны детские голоса. Нащупал деревянную ручку, потянул, дверной проём невысок, пришлось немного нагнуться, вошёл. Напротив входа стол из струганных досок. За столом, с одного его края уже сидит на скамейке младшее Гордеево поколение — девочка, лет двенадцати и два мальчика — младшие братишки. С появлением Артёма гомон за столом стих — три пары любопытных глаз уставились на гостя. Подошёл Гордей:
— Вот и моя семья. Жена — Аксинья, дочь — Ульяна, сынишки — Матвей да Семён. Твою котомку я принёс, вон она — на лавке у входа.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.