Евангелие от Антона - [8]

Артём видел — Антон близок к отчаянию, к полной апатии. Понимал также, что никакими словами и уговорами здесь не поможешь. Самая лучшая помощь — это работа, какое–то занятие, от всяких этих мыслей отвлекающее.

— Всё, иди, своё дело делай, а я своё. Мы с Гордеем вдвоём–то быстро управимся, как только закончим, я к тебе приду, помогу. Поворачивайся, иди к овину, назад не оглядывайся. Всё у нас будет хорошо!

Артём хотел похлопать Антона по плечу, но опять не удержался и обнял его за плечи. Развернул от себя, подтолкнул в спину, повернулся сам и быстрыми шагами пошёл в другую сторону. Не выдержал, оглянулся. Антон шёл в свою строну, голова и плечи опущены, во всём его виде — полная безнадёга. Горло сдавило, Артём смахнул со щеки невольную слезу, прибавил шагу…

11. Работа в овине

Гордей уже носит снопы к овину. Это бревенчатый сруб, примерно три на три метра, с плоской, покатой крышей. Двухэтажный, но второй этаж невысокий, в полный рост не выпрямишься. Перекрытие между этажами — это всего лишь жерди, положенные в один ряд с довольно–таки большими просветами одна от другой — для продуха. Нижний этаж тоже невысокий. Почти весь он занят чем–то, наподобие широкой печи, с большим зевом топки. Кирпичного низа, дна в топке нет, а наоборот, вырыто в земле углубление, там видна зола и остатки древесных угольев.

Артём вспомнил, что читал где–то, может, и у того же Белова, что овин, где печь установлена, правильнее называть ригой. Овином же его называют, если печь не делают, а огонь разжигают просто в вырытой яме. И что овин или рига — это меньшая часть общей постройки, которая вся в целом называется гумно. Собственно, в самом гумне, то есть, в большей его части, отделённой от овина (риги) и производят потом обмолот зерновых (ржи, ячменя, пшеницы, овса) и семенных (конопли, льна, гороха). Но в разные времена и в разных краях конструкции и названия были, видимо, разные. Здесь ригу называют овином, а гумно не составляет с овином общей постройки, стоит рядом, несколько отделено. Но так, что входы в гумно и в овин друг от друга недалеко, напротив один другого. А ещё историки отмечают, что своё гумно имели зажиточные хозяева, а у тех, что победнее, гумно было одно на два или более дворов. Но вот и у Гордея было своё, и у Фоки тоже, да и насколько было видно вдоль по улице, напротив каждого дома были свои амбар, гумно, овин.

— Ты, Артём, мне снопы наверх подавай, а я их здесь укладывать буду, — Гордей залез на второй этаж.

Артём стал подавать снопы наверх. Там уже их было сколько–то, видимо, с прежних сегодняшних возок, которые мужики ещё с утра сделали. Гордей, раскладывая снопы на жердяном полу, взялся просвещать своего помощника:

— Ты житель городской, не знаешь, поди, что и зачем мы сейчас здесь творим. Разложим вот снопы здесь, в сушильне в один ли слой, а не войдут, так в два, или более. Ближе к вечеру я приду и внизу, в яме огонь разведу. Снопы сушиться будут. Утром перенесём их в гумно, там на дощаном, без щелей, плотном полу будем их обмолачивать, льняное семя выбивать. Но это потом, когда весь лён уберём. Нам уборки ещё на пару дней осталось. Завтра, чуть свет, девки, бабы с детишками опять на поле пойдут. А мы с Фокой возить будем, эту работу для всей деревни в этот раз мы с ним делаем. На следующий год — другие два двора. Приду вот сегодня вечером огонь разводить — не один, а с женой. Она на пороге овина отрубит голову петуху и кровью окропит все углы. Самый первый сноп я в овинову печь положу. Это всё, чтобы Овинника умилостивить, что в овинной яме живёт. Он строг — если ему что не по нраву, потом беды не оберешься, может и зерно спалить. А закончим когда все работы по просушке, один сноп оставим для Овинника, положим в печь блинов. Скажем: «Спасибо, батюшка Овинник, послужил ты нынешней осенью верой и правдой». Девки на Овинника гадают. Собираются зимой в определённую ночь, просовывают руку вовнутрь овина, спрашивают: «Овинник–родимчик, суждено, что ли, мне в нынешнем году замуж идти?». Если Овинник гладит девушку голой рукой, это значит, что суженый — бедняк, если мохнатой рукой — богатый, если вовсе не тронет — придётся сидеть в девках. Дел у Овинника много. Следит, чтобы снопы уложены были по порядку, насылает сквозняки, для веяния зерна нужные, наблюдает, чтобы провеиваемое зерно хорошо отделялось от мякины, следит чтобы сушки не было при сильном ветре — от пожара бережёт, и вообще, защищает своё хозяйство от бед и от всякой нечисти. А если хозяева какие ошибки допустят, может и наказать жестоко — овин может сжечь, а то так хозяина и в печь затащить. Мужики бают, что в больших деревнях, где церкви есть, попы за верования Овиннику шибко ругаются. Помочь, мол, или наказать может только Господь Бог один. А как нам в Овинника не верить? Он с нашими дедами и прадедами всегда рядом был, случалось, что и наказывал, так значит, за дело, но ведь и помогал тоже. А как ты думаешь, отец Антон не будет ли ругаться за Овинника–то?

— Полагаю, что не будет. Гордей, я пойду–ка помогу Антону, а то он один там пока.

— Ступай, помоги. А потом на обед приходи, жена с детишками должна уже с поля вернуться, обед сготовят.