Этнопсихология народов бывшей Тартарии - [14]

Такого нельзя сказать о селькупах низовья Сургутихи и Енисея — пешие селькупы в основном ленивы и без­различны к жизни: алкоголь сделал своё дело. В насто­ящее время люди, о которых идёт речь, больше думают о том, чтобы выпить, чем о том, чтобы поесть. Они очень бедны, всё, что добывают в лесу, тут же пропивают. В их среде много дебилов и неуравновешенных людей с рас­строенной психикой. Особенно много в среде енисейских селькупов психически больных детей. Но всё же надо от­дать должное и селькупам-оленеводам, и селькупам пе­шим: в трезвом состоянии эти люди всё ещё хранят за­коны своих предков. Селькупы-оленеводы презирают воровство как таковое, презирают они и ложь. Украсть мо­жет только бездомный, спившийся селькуп, да и то только в момент опьянения, трезвый же на это никогда не пой­дёт. По наблюдениям автора, дети селькупов и кето в ин­тернатах дружат между собой, и это вполне нормально. Но очень редко принимают они в свою среду детей эвен­ков. Очевидно, до сих пор сохраняется память былого про­тивостояния этносов. А возможно, корни этого недоверия и отчуждения лежат в области культуры.

Селькупы Сургутихи, и оленные, и пешие, как и их далёкие предки, одухотворяют окружающую природу.

 

Они верят, что урманы населены добрыми и злыми ду­хами, реки полны демонами («кволи кожар»). Эта труп­па селькупов сохранила в своей среде и шаманов-ворожеев («квельджбат-гула»), которые камлают в медвежьих шкурах. Верят селькупы Сургутихи и в своих всемогу­щих предков, которые якобы в трудные минуты прихо­дят к ним на помощь. Всё это отражается на их поведе­нии. Селькупы Сургутихи, несмотря ни на что, остаются гордым народом. Они бережно относятся к окружающей природе. Ни селькуп, ни кето Сургутихи зря, просто так, не убьёт ни птицу, ни зверя. Прежде чем пойти на охоту, он спросит разрешения у «хозяина» тайги. То же самое от­носится и к рыбалке, и к собирательству. На месте удачной охоты селькуп обязательно завяжет на ветке красный ло­скуток — это благодарность духу леса. Если русский охот­ник последует его примеру, то он заслужит у селькупа при­знательность и доверие.

Традиционно селькупы Сургутихи очень хорошо отно­сятся к русскому населению края. Они считают, что при­ход русских спас и их, и кето от наступления ненцев, хан­тов и эвенков: «С приходом русских прекратилась война».

Любопытный факт, что и верхнетазовские селькупы, и селькупы Турухана и Сургутихи уверены в том, что в тайге живут какие-то древние люди-звери («тунгут»). Ими они пугают своих маленьких детей. «Тунгут», по-сель­купски — человек-зверь, обросший, как медведь, похожий на тибетского йети.

5.3. Психология ненцев

Ненцы с нганасанами представляют собой самый се­верный пласт самодийцев. Они расселены на огромных просторах северной тайги, лесотундры и тундры. По Пуру живут так называемые лесные ненцы. Они держат оленей по болотам, где за ними «легче смотреть» и, как и сель-

 

купы Таза, занимаются промыслом пушного зверя и добы­чей рыбы. Севернее них живут тундровые ненцы, которые имеют огромные стада домашних оленей и ведут в основ­ном кочевой образ жизни. У тундровых ненцев добыча рыбы и охота являются только подспорьем, главное для них — это оленеводство. Особую группу составляют тай­мырские ненцы и нганасаны. И те и другие занимаются добычей в большом количестве дикого оленя. И это име­ет региональное экологическое значение: они оберегают от влияния «дикарей» табуны домашних оленей, а также прореживают огромное стадо диких оленей, которое, бес­контрольно расплодившись, способно потравить ягельни­ки и таким образом обречь на голодную смерть домаш­них своих собратьев.

Как повествуют предания, ненцы, придя в лесотун­дру и тундру, застали здесь местное автохтонное населе­ние, которое стало оказывать им серьёзное сопротивле­ние. Частично пришельцы истребили местных жителей, частично с ними смешались. Эту войну и смешение за­стали первые русские землепроходцы и казаки, которые в семнадцатом — восемнадцатом веках строили на землях каменной-уральской, мангазейской и таймырской самоя- ди свои остроги. Как утверждают сами ненцы, в каждом из них течёт кровь древних «сихиртя», жителей тундры и побережья океана. Вот почему, как утверждают лингви­сты, язык северных самодийцев во многом схож с языком палеоазиатов, в частности, с языком юкагиров. Особенно это заметно по языку нганасан. Следовательно, и психика этого народа имеет много общего с психикой древних або­ригенов, которые частично вошли в самодийский этнос.

Ненцев, как западных, так и восточных, в отличие от об­ских угров, нельзя назвать по психике народом мягким. В большинстве своём ненцы — люди грубоватые, резкие, иногда излишне вспыльчивые. Особенно это относится к ненцам Таза и Енисея. В русских летописях семнадца­того века мангазеев называют людьми боя, свирепыми

 

и стойкими. В своё время «енисейцы», бегающие на лы­жах, которые подклеены соболями, окружили и уничто­жили на высоком берегу Таза пять сотен русских казаков, вооружённых и ружьями, и пушками. О ненцах можно сме­ло сказать, что это народ воинственный и действительно «боем стойкий». Достаточно вспомнить восстание обдорской самояди в восемнадцатом столетии. Или восстание против русского засилья знаменитого Няненга, о котором ненцы не забыли и до сих пор вспоминают в своих пес­нях. Мужественность и смелость у самодийцев, очевидно, возникла под влиянием бесконечных военных конфлик­тов с коми и манси на западе, войне с предками «сихиртя» в тундре и движения на север хантов, селькупов, а позд­нее — и эвенков. На востоке самодийцам, судя по леген­дам и сказкам, пришлось потеснить древние племена па­леоазиатов, по культуре и языку родственников юкагирам.