Если бы они могли говорить - [5]

Но только он успел задремать, как в помещение вихрем ворвались овцы. Петр открыл глаза и остолбенел: матерый волчище, разинув красную пасть (он показался Петру ростом с теленка), гонялся за овцами по загону, и та, которую он настигал, замертво валилась на землю. Но вот затрещал плетень, черная тень метнулась в загон — и волк оказался перед другими такими же страшными зубами. Подоспевший Анатолиец прыгнул на волка. Они сошлись грудь в грудь. Слышалось только грозное рычанье, как будто с треском рвались цепи. Лязгнули челюсти, волк бросился прочь и перепрыгнул через плетень. Свора собак устремилась за ним. Только тогда Петр пришел в себя. Он выхватил пистоль, принялся кричать и палить вслед волку. Волк зарезал семерых, помял еще нескольких овец. Но этим дело не кончилось. Утром, осмотрев табун, увидели, что у одной молодой кобылицы разорваны ноздри, а на боку у нее зияет большая рана. Только тогда поняли, что за «пес» вертелся в ногах у кобылиц. Волки любят прибегать к подобной хитрости: бросится в ноги, начнет кататься по земле, ластиться. И какая-нибудь молодая, неопытная кобылка, снедаемая любопытством, решит подойти поближе, понюхать, что же это такое. Вот тут-то волк вскакивает и хватает ее за ноздри. Так поступил и их ночной гость. Помимо того, что он был крупным и сильным, по всему видать, был этот волк и очень хитрым.

С той поры все надежды Петр возлагал на Анатолийца. Он старался получше накормить пса пшенной кашей, бросал ему большие куски хлеба, которые пес весело ловил в воздухе, совсем как дети, когда они ловят мяч. На него было любо-дорого глядеть: обросший густой шерстью, припорошенной снегом, с горящими, как угольки глазами. Гордый, гневный, сильный, как лев.

«Держись, Паша! — покрикивал ему Петр, — держись по-мужски!»

Бесстрашие Анатолийца часто граничило с безрассудством. Однажды ночью собаки подняли лай. Никаких сомнений — волк пришел снова. Вдруг рыжий пес рванул куда-то, другие помчались следом. Лай постепенно стал удаляться. Но вот вдогонку за ними устремился Анатолиец — молча, не издав ни звука. И сразу же в той стороне поднялся невообразимый шум — лай, визг, рычанье, а потом разом все стихло. Спустя некоторое время Анатолиец вернулся. Присев в сторонке, он принялся зализывать раны. Вернулись и остальные собаки, но Рыжего с ними не было — его съели волки.

На следующий день Петр по следам понял, что на сей раз волков было много. Скорее всего, один из них увлек за собой собак, притворившись, что убегает, а другие подкрались сзади и окружили их. Они и разорвали Рыжего. Среди множества следов Петр распознал следы ночного гостя. «Значит, он у них вроде командира», — подумалось Петру. Из этой западни собак вывел Анатолиец. Сам спасся и других спас.

Было заметно, как день ото дня он становится все злее, все бесстрашнее. Еще раз довелось Петру увидеть в скудном свете месяца, как сошлись в битве Паша и волк и последнему пришлось удирать. Паша явно начинал одерживать верх над волком.

А зима никак не кончалась. Все новые и новые пласты снега покрывали землю. Все живое вышло из леса и устремилось к селам в поисках пищи. Утром на свежей пороше хорошо были видны следы куропаток, зайцев, лисиц. А поодаль — в середине поля — тянулась цепочка крупных следов волка.

Ночи стали темнее, часто на землю опускался густой туман. Петр загонял овец в хлев, а сам, как и раньше, ложился у двери. Волка он больше не видел, но знал, что тот близко: порой слышалось рычание, лязг зубов, собаки захлебывались злобным лаем. А утром Петр видел на снегу свежие следы. Он был доволен, даже стал улыбаться, потому как волчьи следы все больше отдалялись от загона. По всему видно, зубы Анатолийца служили грозным предостережением для зверя, заставляя того держаться подальше.

— Ты знаешь, Васил, а ведь ночью-то волчище был у тебя под окном, — весело сказал однажды Петр.

— Да что ты? — удивился Васил. — А я его и не приметил.

— Пробежать-то он пробежал, но к загону и близко подойти не смеет. Паша тут как тут.

Вернувшись домой, Петр выносил Анатолийцу немного хлеба. «Молодчина, Паша, герой!» — восхищенно говорил он псу. Тот казался ему грозным: огромный, с могучей грудью, гневными блестящими глазами. Пес старался не смотреть на Петра, будто и не знал его вовсе. «Тоже ведь зверь, как и волк», — думал Петр.

Поняв, что волк побежден, Петр страстно захотел уничтожить его совсем. Ночами он стал выходить на улицу с ружьем, но волк не появлялся. Когда Петр сторожил, зверь и близко не подходил, но стоило Петру вернуться домой, как он тут же подкрадывался к загону. Тогда Петр разыскал старый капкан и поставил его на пути у волка. Сейчас зверь уже не пробирался под окном Васила, а, встреченный Анатолийцем вдали от поместья, сворачивал в сторону и отправлялся по узенькой тропинке, пока не упирался в глубокий ров, ограждавший сад. В одном месте через ров была переброшена доска, но волк предпочитал обойти ее стороной и перепрыгнуть с одной стороны на другую. В том месте, где его передние лапы касались снега, и установил Петр капкан, привязав его цепью к железному колу и хорошенько забросав снегом.