Элиас (Илья) Бикерман. Петербургский пролог / Elias Bickerman. Petersburg Prologue - [57]

, были не менее обременительны и сложны, чем аналогичные галахические требования, обязательные для всех евреев. Например, жрецы должны были воздерживаться от соли448. Но евреи были единственным народом, в полном составе подчиняющимся требованиям ритуальной чистоты. Поначалу греки, приезжавшие в Иерусалим, смотрели на евреев как на касту наподобие индийских браминов449, «святых мужей», которые «все свое время посвящали божеству»450. Таким образом, тот же самый барьер между святым и профанным, который отделял ото всех остальных церемониально чистых в Греции и жреческую касту на Востоке, стоял между Израилем и остальными народами. В Иерусалиме мирянин заходил во Двор священников, чтобы принести в жертву свое животное или птицу. Представители обычного люда присутствовали при общественных жертвоприношениях451. Люди собирались внутри священных оград, «пред домом Божиим» (Ezra 10.1). Неверные же туда не допускались. Но чужие попадали под запрет не как чужие. Любой иностранец, почитающий Бога, был на равных с природным евреем. Иерусалим ненавидел Сихем, но, поскольку самаритянин принимал Тору, он был допущен в храм Ирода452. Коль скоро прозелит получал все привилегии и обязанности прирожденного еврея, автор храмовых надписей мог противопоставить евреям, как рожденным в еврействе, так и прозелитам, «инородца» – ἀλλογενής. Это редкое слово, похоже, появилось в Александрии. В греческом Пятикнижии оно обычно означает мирянина, которому запрещено прикасаться к святым предметам, поскольку он не из священнического рода453. Выбор слова в надписи (вместо обычных синонимов: ἀλλόφυλος, ἀλλοεθνής), возможно, был продиктован влиянием терминологии греческих мистериальных культов454, которые также обещали посвященному ранг выше, чем у остальных людей, и объединяли своих адептов различного происхождения в «мистическое братство»455.

III

Обычно считалось, что наказания за ритуальные нарушения вершит божество456. Согласно раввинистической интерпретации, нарушение многих запретительных предписаний Торы могло быть наказано только Богом457. С другой стороны, сохранилось много греческих культовых надписей, угрожающих нарушителю юридической судебной карой, такой как штраф или обвинение в нечестии458. Согласно надписи из Храма Ирода, нарушителю грозила смерть, но в ней не содержалось никаких точных указаний о юридической процедуре. Были предложены три возможных интерпретации. Согласно одной, надпись подразумевает небесную кару459. Но в этом случае всеведающему Богу, чтобы уничтожить преступника, не нужно было ждать, пока он будет пойман460. По другому объяснению предупреждение говорит о линчевании461. Однако Иосиф Флавий прямо говорит, что римляне разрешали евреям предать смерти любого, кто проходил на территорию, отделенную парапетом462. Таким образом, в настоящее время текст рассматривают как подразумевающий преследование нарушителя со стороны еврейских властей463. Но эта интерпретация оставляет без объяснения формулировку санкции: ἑαυτῷ αἴτιος ἔσται.

В самом деле, процитированное греческое выражение, которое часто встречается в форме αἰτιᾶσθαι ἑαυτόν, является коллоквиализмом, имеющим то же самое значение, что и английское «or else» – «иначе», «в противном случае», «а не то» (пусть пеняет на себя)464.

Формула означает, что виновник был предупрежден автором надписи о том, что ему грозит наказание465. В «Лягушках» Аристофана Дионис, переодетый в слугу, навлекает на себя опасность подвергнуться пыткам. Он предупреждает: «Запрещаю я меня пытать! Я божество бессмертное! А тронете – пеняйте на себя!»466 Это шутка. Но некоторое время спустя, в 399 г. до н. э., лакедемонский адмирал приказал солдатам Ксенофонта убраться из Византия, «а не то». Рассказ Ксенофонта раскрывает неумолимые значение и последствия этой двусмысленной угрозы: каждый солдат, застигнутый в городе, был продан в рабство467. Подобным же образом пункт в циркулярном письме, посланном в 111 г. до н. э., в котором обусловливалось, что тот, кто нарушит правила, касающиеся контроля за ценами, «пусть сам пеняет на себя», относился к произвольному наказанию по усмотрению правительства468. Посмотрим на латинский вариант этой формулы. Объявление, размещенное перед входом в плавательный бассейн в Риме469, предупреждало женщин не входить, в противном случае им придется самих себя винить за последствия. Существовало общее поверье, что святотатство навлечет беду на всю общину, поскольку контакт с преступником вызовет гнев божества, направленный на всю социальную группу. Таким образом, святотатство было разновидностью государственной измены470, которая в Греции часто каралась публично без соблюдения правил обычной процедуры471. В подобных случаях существовало два способа предотвращения несчастья. За определенные преступления магистраты наказывали нарушителей, вина которых была общеизвестна, без судебных слушаний472. Или же преступник ipso facto оказывался вне закона, и любой мог его наказать. Например, прелюбодейке было запрещено входить в храм в Афинах. Если она нарушала постановление, то любой мог покарать ее как угодно, разве что не убить и не покалечить