Элиас (Илья) Бикерман. Петербургский пролог / Elias Bickerman. Petersburg Prologue - [37]

приказа № 1 Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов по гарнизону Петроградского округа от 1 марта 1917 г., обращенного ко всем солдатам гвардии, армии, артиллерии и флота для немедленного и точного исполнения (а рабочим Петрограда для сведения), в пункте 7 стояло: «Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов и, в частности, обращение к ним на “ты”, воспрещается». Очевидно, что ситуация, когда среди нижних чинов должны были оказаться привыкшие к вежливому обращению студенты, которые, однако, по их нынешнему статусу этого права были лишены (иначе они должны были оказаться на особом положении, что непременно вызвало бы у остальных солдат раздражение и недовольство), не могло не создать психологического дискомфорта для командиров на фронте, в подчинение которым должны были бы поступить евреи-студенты. При этом их уровень образования был несравнимо выше, чем у подавляющего большинства фронтовых офицеров: как писал В. Б. Шкловский в своих воспоминаниях, «Судьба нашего офицерства глубоко трагична. Это не были дети буржуазии и помещиков, по крайней мере в своей главной массе. Офицерство почти равнялось по своему качественному и количественному составу всему тому количеству хоть немного грамотных людей, которое было в России. Все, кого можно было произвести в офицеры, были произведены. Хороши или плохи были эти люди – других не было, и следовало беречь их. Грамотный человек не в офицерском костюме был редкость, писарь – драгоценность»279.

Ситуация усугублялась агрессивно антисемитскими настроениями в армии (по словам Шкловского, армия была пропитана «самым внутренним, “заумным” антисемитизмом» и болезненной шпиономанией. В 1914–1915 гг. осуществлялись депортации евреев из зоны военных действий, а в апреле-мае 1915 г. была сделана попытка очистить от евреев большие территории (в масштабе губерний), которые намного превосходили места дислокации войск280. Евреи, являющиеся подданными Российской империи, оказались приравненными к иностранным подданным. В бумаге, поданной в ноябре 1915 г. начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего членами Государственной Думы Н. М. Фридманом281, М. Х. Бомашем282 и Е. Б. Гуревичем283, упоминается и о том, что некоторые командиры частей выпускали приказы, еще более нагнетающие антиеврейскую истерию: «Массовые выселения, разумеется, воссоздают атмосферу недоверия и подозрительности со стороны окружающего населения и нижних чинов. Такое настроение еще усугубляется специальными мерами начальников отдельных воинских частей. Так напр. в приказе по 375 Витебской дружине (№ 437) рекомендуется даже не покупать конфекты еврейских фирм, “так как в конфектах еврейских фабрикаций много вредного для здоровья”. Как ни мелочно и незначительно это распоряжение само по себе, оно тем не менее в умах серых людей не может не отразиться в виде официального утверждения, что евреи отравляют русских солдат. В том же направлении действует и распоряжения, направленные о недопущении евреев-солдат в специальные воинские и вспомогательные части»284.

Депортации часто сопровождались погромами, в которых особенно деятельное участие принимали казаки285. В том же письме членов Государственной Думы, в частности, указывалось, что еврейское население не находит защиты «ни со стороны военных властей, которые отвечают, что борьба с погромами – не входит в их компетенцию, ни со стороны местной полиции, бессильной что либо предпринять, если в насилиях участвуют солдаты»286.

Летом 1915 г. стало практиковаться взятие евреев в заложники. Хотя к концу 1915 г. и депортации, и взятие заложников пошли на убыль, «командование сохраняло за собой право выселять евреев из прифронтовой полосы и брать заложников, что и случалось время от времени вплоть до Февральской революции»287. Обвинения евреев в изменническом поведении раздавались с самого верха: и из правительственных кругов, и от высокопоставленных военных и известных боевых генералов. Как отметил помощник Управляющего делами Совета министров А. Н. Яхонтов: «В Ставке сложилось убеждение, что еврейское население на театре войны является сосредоточием шпионажа и пособничества неприятелю»288. Анкетирование высшего командного состава показало, что все отвечавшие офицеры считали, что евреи неблагонадежны и к ним нужно относиться как к шпионам289.

Подозрения евреев в шпионской деятельности носило повсеместный характер. Так, например, когда из телеграммы князя Волконского стало известно о предполагаемом прибытии беженцев-евреев в Пермь, то губернатор собрал совещание, на котором «в присутствии и. д. городского головы, представителя Земства, непременного члена и полицмейстера… прочел телеграмму и заявил: “к нам присылают 1500 шпионов”»290.

Шпиономания приобретала иногда фантасмагорические формы. Евреев обвиняли в том, что они набивали золотом внутренности гусиных тушек и отправляли их в Германию, в том, что они посылали в Германию депеши в куриных яйцах, переправляли немцам золото, спрятав его в гробу291, передавали врагу сигналы с помощью ветряных мельниц, укрывали немецкие войска в картофельных погребах