Екатерина - [20]
— А мне кажется сном наша жизнь в Цербсте, — ответила Фике.
Из Риги предприняли путь в 11 часов утра.
— Надо закидывать ногу, — обучал несгибающуюся принцессу первый российский щеголь, камергер Нарышкин, — закидывайте, закидывайте вот этак.
И камергер творил прекомический пируэт.
— Ах, сударь, я не умею.
— Как в кадрильи: раз-два! Раз-два!
И ничего не вышло.
Фике не предвидела, что от невесты наследника русского престола потребуется умение закидывать ногу.
В беспомощном состоянии оправдывалась она перед камергером.
— Очень странные сани.
Нарышкин сказал:
— Это сани Петра Великого.
Тогда Фике немедля закинула ногу и смешно повалилась на груду шелковых перин, прикрытых атласным одеялом.
— В сущности, это мчащаяся кровать, — пояснил Нарышкин, — укладывайтесь поудобней. Положите под голову еще подушку. Желаю вам самых прекрасных сновидений.
Изнутри сани были обиты куньим мехом, а снаружи красным сукном с серебряными украшениями…
Придворные персоны и дежурный офицер лейб-гвардии Измайловского полка сели на передок петровских саней; на запятках поместились два гренадера-преображенца и два камер-лакея.
Раздалась команда кирасирского офицера.
Рослые жеребцы и кобылы, тронутые шпорами, завиляли лоснящимися крупами.
Иоганна-Елисавета перекрестилась.
Заскрипел снег полозьями.
Раздалась команда офицера Лифляндского полка.
Конский храп сзади, конский храп спереди.
Этот концерт, услышанный Фике в нежных возрастах, остался в ее памяти на полустолетие как прекраснейший.
Поскакали.
Поезд растянулся на добрую немецкую милю: сани вице-губернатора, сани коменданта, сани камергера Нарышкина, сани магистрата, сани представителей дворянства, сани корпораций, сани, сани, сани.
В Москву!
Пятая глава
1
Москва ругалась.
На низких домовых крышах, на тесовых надворотнях, кровлях и на куполах, схожих с золотыми горшками и плошками, лежал снег грудами грязного белья.
Императрица Елисавета Петровна была совершеннейшая танцовщица, подававшая собою всему двору пример правильного и нежного танцевания.
А соли в Москве не было.
Только в немногих улицах стояли слюдяные фонари на столбах, выкрашенных синею и белою краской.
— Брюху без соли, что дитю без матери, — проронил с мрачной серьезностью малыш в бабьей дырявой кофте.
— Чего? чего? — и сутулый старик незло потянул за рыжие вихры малыша, свирепо локтями расчищающего себе дорогу к дощатой лавке. — Эк, какой шустрый!
— Чей паренек-то?
— Петуховой вдовы сын.
Кто-то сказал:
— Хоть мочись во щи, чтоб солоней были, прости Христос.
— А солдат ходит в веселых видах, — выкрикнула долгоносая баба.
— Ему по казенную соль в лавку, что в свой карман.
— Усчастливилась синяя сатана.
— Воры!
— Чует муха, где струп.
— Воры!
— Ух, спереду любил бы, сзаду убил бы, — с той же мрачной серьезностью пробасил Петуховой вдовы сын, залезая пальцем в нос-репку.
— И то, в колья бы их!
— Вот и я говорю, в колья! Дьяволов!
— Эк, какой шустрый! — повторил ласково сутулый старик.
Но малыш, с глазенками как две большие веснушки, даже не удостоил его взглядом.
Бароны Строгановы писали доношение в сенат и в коллегии, что в соляной беде они не повинны, что во всем Бог, что соль с пермских варниц села за мелководьем, что нужны люди для перегрузок, а их нет.
Если дама бросила перчатку, это служило знаком приглашения на «менувет».
«Воры! Воры! Воры!» — бурчало в московских улицах, уложенных тесно, как кишки в брюхе.
Патрульные разъезды берегли спокойство.
Кавалеры и дамы пудрились перед зеркалом, держа на коленях серебряную лоханку, куда сыпалась пудра.
Прекрасные московские храмы поставлены «на костях казненных и убиенных и на крови».
Бароны Строгановы плакались перед сердобольным сенатом на великие убытки от соляных промыслов и клянчили «обнадежить милостивым награждением».
«Воры! Воры! Воры!»
Государыня, сильно потея во время танцевания, трижды переодевалась за бал.
За Москвою-рекою солдаты ночью вломились в дом купца Петрова, жену его и племянницу били смертно, кололи шпагою и пожитки грабили.
Генерал-прокурор с утра ездил по городу, а после делал извещение сенату: «Улавок множайшее число крестьян и прочей подлости, а когда продираются в лавки, то соли уже нет и это который день, а солдаты имеют умелость продираться вперед черного народа для захватки соли; первые скупщики солдаты; по всей Москве торгуют и в главную голову лейб-гвардия; берут с подлых людей знатно лишнюю цену».
На низких крышах лежал темный ноздрястый снег.
В церквах, в исполнение указа о «Безмолвии», штрафы с разглагольствующих во время службы собирали отставные офицеры и солдаты.
В Ефиопии, говорит Аристотель, государственная власть разделяется между гражданами по их росту или по красоте.
«Где ж слыхано, чтоб хозяйствовал в храме Божьем солдат?» — вздыхал поп с Вшивоедской улицы, Яузской части.
Сенат постановил, что полицмейстерская канцелярия в разбойных делах поступала слабо и неосмотрительно; надо б в полки гвардии и в Военную коллегию сообщить с требованием, чтоб всех драгун и солдат осмотреть, не явится ли чего из покраденных пожитков, и все ли в ночь были на квартирах неотлучно.
Российские послы у дворов Версальского, Саксонского и Королевы Венгерской к всеподаннейшим своим реляциям прикладывали описательные списки самых модных товаров с ценою на них.
В 1928 году в берлинском издательстве «Петрополис» вышел роман «Циники», публикация которого принесла Мариенгофу массу неприятностей и за который он был подвергнут травле. Роман отразил время первых послереволюционных лет, нэп с присущими времени социальными контрастами, противоречиями. В романе «Циники» все персонажи вымышленные, но внимательный читатель найдет аллюзии на современников автора.История одной любви. Роман-провокация. Экзотическая картина первых послереволюционных лет России.
Анатолий Борисович Мариенгоф (1897–1962), поэт, прозаик, драматург, мемуарист, был яркой фигурой литературной жизни России первой половины нашего столетия. Один из основателей поэтической группы имажинистов, оказавшей определенное влияние на развитие российской поэзии 10-20-х годов. Был связан тесной личной и творческой дружбой с Сергеем Есениным. Автор более десятка пьес, шедших в ведущих театрах страны, многочисленных стихотворных сборников, двух романов — «Циники» и «Екатерина» — и автобиографической трилогии.
В издание включены романы А. Б. Мариенгофа «Циники» и «Бритый человек». Впервые опубликованные за границей, в берлинском издательстве «Петрополис» («Циники» – в 1928 г., «Бритый человек» – в 1930 г.), в Советской России произведения Мариенгофа были признаны «антиобщественными». На долгие годы его имя «выпало» из литературного процесса. Возможность прочесть роман «Циники» открылась русским читателям лишь в 1988 году, «Бритый человек» впервые был издан в России в 1991-м. В 1991 году по мотивам романа «Циники» снял фильм Дмитрий Месхиев.
В этот сборник вошли наиболее известные мемуарные произведения Мариенгофа. «Роман без вранья», посвященный близкому другу писателя – Сергею Есенину, – развенчивает образ «поэта-хулигана», многие овеявшие его легенды и знакомит читателя с совершенно другим Есениным – не лишенным недостатков, но чутким, ранимым, душевно чистым человеком. «Мой век, мои друзья и подруги» – блестяще написанное повествование о литературном и артистическом мире конца Серебряного века и «бурных двадцатых», – эпохи, когда в России создавалось новое, модернистское искусство…
Анатолий Борисович Мариенгоф родился в семье служащего (в молодости родители были актерами), учился в Нижегородском дворянском институте Императора Александра II; в 1913 после смерти матери переехал в Пензу. Окончив в 1916 пензенскую гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета, но вскоре был призван на военную службу и определен в Инженерно-строительную дружину Западного фронта, служил заведующим канцелярией. После Октябрьской революции вернулся в Пензу, в 1918 создал там группу имажинистов, выпускал журнал «Комедиант», принимал участвие в альманахе «Исход».
Анатолий Мариенгоф (1897–1962) — поэт, прозаик, драматург, одна из ярких фигур российской литературной жизни первой половины столетия. Его мемуарная проза долгие годы оставалась неизвестной для читателя. Лишь в последнее десятилетие она стала издаваться, но лишь по частям, и никогда — в едином томе. А ведь он рассматривал три части своих воспоминаний («Роман без вранья», «Мой век, мои друзья и подруги» и «Это вам, потомки!») как единое целое и даже дал этой не состоявшейся при его жизни книге название — «Бессмертная трилогия».
«Если ты покинешь родной дом, умрешь среди чужаков», — предупреждала мать Ирму Витале. Но после смерти матери всё труднее оставаться в родном доме: в нищей деревне бесприданнице невозможно выйти замуж и невозможно содержать себя собственным трудом. Ирма набирается духа и одна отправляется в далекое странствие — перебирается в Америку, чтобы жить в большом городе и шить нарядные платья для изящных дам. Знакомясь с чужой землей и новыми людьми, переживая невзгоды и достигая успеха, Ирма обнаруживает, что может дать миру больше, чем лишь свой талант обращаться с иголкой и ниткой. Вдохновляющая история о силе и решимости молодой итальянки, которая путешествует по миру в 1880-х годах, — дебютный роман писательницы.
Жизнеописание Хуана Факундо Кироги — произведение смешанного жанра, все сошлось в нем — политика, философия, этнография, история, культурология и художественное начало, но не рядоположенное, а сплавленное в такое произведение, которое, по формальным признакам не являясь художественным творчеством, является таковым по сути, потому что оно дает нам то, чего мы ждем от искусства и что доступно только искусству,— образную полноту мира, образ действительности, который соединяет в это высшее единство все аспекты и планы книги, подобно тому как сплавляет реальная жизнь в единство все стороны бытия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие исторического романа итальянской писательницы разворачивается во второй половине XV века. В центре книги образ герцога Миланского, одного из последних правителей выдающейся династии Сфорца. Рассказывая историю стремительного восхождения и столь же стремительного падения герцога Лудовико, писательница придерживается строгой историчности в изложении событий и в то же время облекает свое повествование в занимательно-беллетристическую форму.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.