Дюма. Том 73. Путевые впечатления. В России. (Часть первая) - [14]

Его белые, женственные, прекрасно ухоженные руки унизаны перстнями.

Одет он всегда элегантно и, хотя и отдает предпочтение европейскому платью, носит почти постоянно шотландскую шапочку с серебряной пряжкой, которая представляет собой руку, сжимающую короткий меч и окруженную девизом: «Vincere aut mori»[3].

Ну и каким же образом Хьюм отправился вместе с графом в Неаполь? Как он совершил вместе с ним путешествие из Неаполя во Флоренцию и из Флоренции в Париж? Как он оказался вместе с ним в гостинице «Три императора» на Луврской площади? Все это вы узнаете по ходу моего рассказа.

Хьюм — Даниел Дуглас Хьюм — родился в Карри близ Эдинбурга 20 марта 1833 года.

Его мать, как это бывает в некоторых шотландских семьях, о чем упоминает Вальтер Скотт, обладала даром ясновидения.

Когда она была беременна, у нее было видение: ее сын, которого она вынашивала, сидит за одним столом с императором, императрицей, королем и великой герцогиней.

Двадцатью третью годами позже это видение осуществилось во дворце Фонтенбло.

Его семья была бедна и жила на остатки былого богатства, которое заключалось в полуразвалившейся мануфактуре, однако материнская любовь восполняла все то, чего недоставало детям.

Ребенок был болезненным; никто не верил, что ему удастся выжить, и одна лишь мать, улыбаясь так, что в значении ее улыбки нельзя было обмануться, уверяла, что он выживет.

В бедном доме не было ни кормилицы, ни няньки, но мать, неизменно спокойная, как по поводу благосостояния семьи, так и поводу здоровья сына, уверяла, что колыбелька ее ребенка качается сама собою и что она видела ночью, как два ангела перевернули ему подушку.

Когда мальчику исполнилось три года, дар ясновидения, которым обладала мать, обнаружился и у сына[4]: он увидел, как в тридцати лигах от их дома умирает его маленькая кузина, и назвал всех, кто стоял вокруг ее кроватки.

— Но ты забыл про ее отца? — спросили у него.

— Я не забыл про него, просто я его не вижу, — ответил мальчик.

— Посмотри как следует, может быть, ты его все же увидишь?

Мгновение ребенок, казалось, во что-то всматривался.

— Он на море, — пояснил малыш, — а вернется он, лишь когда тело Мэри уже будет холодным.

Девочка и в самом деле умерла, а отец вернулся, лишь когда она уже была мертва.

Годовалого Даниела увезли из его родного селения, и он жил с теткой и дядей в Портобелло, маленьком портовом городке возле Эдинбурга.

В семилетием возрасте он уехал в Глазго.

Когда мы говорим «он уехал», это, как легко понять, всего лишь оборот речи: в подобных переездах воля ребенка не значит ровным счетом ничего.

В Глазго он жил до десяти лет.

Мальчик был мечтателен и любил одиночество. До десятилетнего возраста он никогда не хотел общаться с другими детьми, у него не было товарищей, и его не привлекали игры, в которые играли его ровесники.

Из Шотландии он переехал в Америку, из Глазго, в Шотландской низине, попал в Коннектикут, в город Норвич, и встретил там подростка по имени Эдвин, двумя годами старше себя.

Между ними возникла тесная дружба.

Однако дружба эта была необычного характера.

Оба мальчика, вместе выйдя на прогулку, молча направлялись в лес; там они расходились в разные стороны, чтобы предаться чтению, и через какое-то время встречались снова, чтобы поделиться мыслями и изложить вкратце прочитанные ими книги.

Однажды Эдвин пришел к Даниелу бледный и взволнованный.

— Ты знаешь, — сказал он, — я только что прочитал об одном очень странном случае.

Это была история двух друзей, которых, как и их, связывала глубокая симпатия и которые дали друг другу клятву, записав ее своей кровью, что тот из них, кто умрет первым, придет попрощаться с тем, кто останется. И, когда один из них умер, он сдержал свое слово.

— Не хочешь ли ты, чтобы мы поступили так же, как они, и тоже испытали судьбу? — спросил Эдвин.

— Хочу, очень хочу! — воскликнул Даниел.

Мальчики отправились в церковь и там поклялись: тот из них, кто умрет первым, явится товарищу.

Затем, следуя во всем примеру своих предшественников, каждый уколол иглой палец и выдавил несколько капель крови. Смешав эту кровь, они написали ею загробную клятву.

Семейные обстоятельства разлучили двух друзей. Хьюм вместе с теткой отправился на жительство в Трой, в штате Нью-Йорк, в трехстах милях от Норвича.

Эдвин остался в Норвиче.

Прошел год.

Однажды вечером Хьюм поздно вернулся домой и, не обнаружив там ни огня в очаге, ни горящей свечи и опасаясь, что тетка станет его бранить, бесшумно прокрался к себе в комнату и забрался в постель.

Но, едва мальчик лег, ему показалось, что в доме раздается какой-то неясный звук, и он открыл уже смеженные веки.

Яркий свет, несомненно исходивший от луны, косым лучом проникал в комнату.

В этом не было ничего особенного, и потому мальчик не удивился; странным, однако, ему показалось то, что у изножья его кровати витает некая дымка, сгущавшаяся с каждой минутой.

Мало-помалу из этой дымки, которая, касаясь пола и поднимаясь на высоту четырех или пяти футов, проступили очертания человеческой фигуры, напоминавшей установленный на пьедестале бюст.

Эта человеческая фигура имела сходство с Эдвином, однако мальчик был чрезвычайно бледен: казалось, что это ожившая мраморная скульптура.