Дым в глаза - [35]
Но в море никто не пьет. Море не любит пьяных.
В последнем письме ты ехидно спрашиваешь: «Знают ли на корабле, кто я?»
В первый же день был и такой вопрос. Но я ответил: «Однофамилец».
Да чем мне хвастать? Уж не футбольным ли талантом? Поездками за границу? Так половина матросов была в загранплавании.
Недавно я узнал, что наш старший механик, очень милый, приветливый дядька, к которому сразу чувствуешь симпатию (он у нас парторг. Необычайно скромный, никогда не показывает своей власти. Просто приятно сделать то, о чем он просит. С ребятами, как с равными), — так вот этот тихий Миша Олегов десять лет был разведчиком. Все годы войны он «работал» на оккупированной территории и в Германии. Какие задания он только не выполнял и где он не побывал! Когда мы встретимся, я подробно расскажу об Олегове. У него пять ранений, три контузии (он взорвал два моста). В общем это человек с потрясающей, исключительной биографией. А сейчас он с нами. Какую только работу ему не предлагали! Но Олегов любит море.
Как я могу перед таким человеком хвастать, что, дескать, и мы были в свое время начальниками, и у нас были деньги, и мы ездили по заграницам…
Когда-то я тебе писал, что мне нравятся наши ребята. Теперь, по-моему, они приняли меня в свой круг. Я было поверил, что понял каждого. Ничего подобного! Вчера я разговорился с мотористом Сеней. Раньше я думал, что этот паренек прямо из училища пришел на море, ничего не знает, ничего еще не видел и поэтому все время молчит. Набирается ума-разума.
Как-то меня прорвало. Решил похвастаться:
— Эх, я помню Будапешт пятьдесят шестого года! Хороший город!
А Сеня вдруг отвечает:
— Мне он не понравился.
— Ты что, был в Будапеште? — Я чуть за борт не скатился от удивления.
— Да. В пятьдесят шестом году. Осенью. Я вел головной танк. Мой лучший друг Виктор Сорока сидел с десантом за башней. Его сшибли очередью с крыши…
Спрашивается: что видел он и что видел я? Так что мне лучше помалкивать в тряпочку.
Срочно заканчиваю письмо. Иначе оно к тебе придет через две недели. Понимаю, что ты этого не очень боишься. Может, была бы рада не получать вообще от меня писем. Ну ладно…
Итак, через пять минут мы уходим в море.
Ты скажешь: «Боже мой, как это шаблонно: в море искать романтику, забвение от любви. В миллиард первый раз».
Это неверно.
Здесь тяжелый труд, будни, никакой романтики и непрерывная борьба с морем.
Здесь суровый край. Волны искалечили, искромсали скалы, раскололи их на мелкие обглоданные куски, сиротливо чернеющие в полосе прибоя. И даже там, наверху, сосны стоят, повернувшись к морю спиной».
«Пять дней мы болтались по городу. Пять дней я ждал чуда. Твоего письма. От меня шарахались почтальоны.
За что ты меня изводишь? Лень написать пару строк? Или так занята? Не слишком ли ты задаешься, Лена? Я все-таки Игорь Серов, а не пудель Миша с четвертого курса!
Я решил тебе не писать, пока не получу ответ на два последних письма. И это письмо я не отошлю. Я возьму его с собой.
Три дня тому назад погиб один сейнер. И сейчас на море волнение, но тогда что творилось!..
Первые вести с погибающего сейнера были паническими: «Пришлите самолеты, снимите людей…» Тральщики, что направились к нему, явно не успевали.
Но в такую погоду ни один самолет не сядет.
Однако следующие радиограммы становились все более спокойными, деловыми. Последняя радиограмма была такой: «Передайте привет родным».
А, кажется, Киплинг говорил, что среди нас есть лгуны, и немало воров, и никто из нас не герой…
Штурман предлагает мне в последний раз пойти поужинать в «Прибой»: «Там такая селедочка!» Что ж, Соколова, штурман всегда говорит дело!
В тот поздний час, когда мы покидаем порт, я снова думаю о тебе. Синий туман спускается в бухту с темных крутых гор. Город спрятался за неровной сеткой веселых огней. По масляной, густой воде проскользнул катер-светлячок. Остались позади настороженные тральщики, стадо сейнеров и неуклюжий, насосавшийся нефти танкер. Впереди серая, едва заметная полоска — мол.
Зеленый огонь на молу, как магнит, вытягивает нас из бухты. Берег тонет в полумраке. Неожиданно влево сигнальные огни крейсера. Последние огни.
Мол позади. Нас начало изрядно покачивать. Интересно, сколько обещали баллов?
И я снова думаю о тебе. Вот проклятие! Скорей бы вахта!
Заволокло небо. Ночь густеет, цепляется за корму. Кажется, море волноваться начинает всерьез. Оно все чаще вспыхивает белыми огнями.
Молитесь за нас там, на берегу».
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
(Письма Л.Маркелова к В.Максимовой)
«Разнесли нас со страшной силой. Во втором тайме шотландцы просто задавили. Первый, второй, третий гол… Гусева снесли, Брюнетов скис, Тушин вообще перестал бегать. Эдика Зайцева один раз стукнули, так он откровенно стал шарахаться от противника. (Теперь-то его уже выгнали из сборной. Давно пора!) Кому же оставалось играть? Единственно, кто держался — Малов. А Челноков дошел до того, что побежал через все поле специально, чтобы ударить шотландского защитника.
Влепили нам четвертый гол. И атакуют еще сильнее. Совсем озверели. А наши руки опустили.
И вот, когда Кашин еле-еле отбил мяч и около меня промелькнуло самодовольное лицо шотландского нападающего, когда мне стало ясно, что уже ничего не сделать, мы разбиты, я вдруг на секунду как бы перенесся в прошлое. Я увидел Брюнетова, Тушина не такими, как сейчас, а молодыми, свежими ребятами. Мы начинали атаку, защита противника металась. И я услышал голос Игоря Серова: «Пошли, ребята!» Показалось, что он с нами и сейчас будет такой же прорыв, как и тогда, в матче с венграми. И мне показалось, что знаменитая тройка — Серов, Маркелов, Тушин — сейчас снесет шотландскую защиту. Противник дрогнул… Это длилось одну секунду.
Аннотация издательства «Советский писатель» (1965 г.):Тема повести - преемственность поколений. Писатель ставит перед собой задачу художественно выявить духовную, идейную связь, которая существует между поколением, делавшим революцию и построившим социализм в нашей стране, и нынешними молодыми людьми, строителями коммунистического общества.
ГЛАДИЛИН, АНАТОЛИЙ ТИХОНОВИЧ (р. 1935), русский советский писатель. После окончания школы работал электромехаником, рабочим, несколько месяцев проучился в военном училище. В 1954–1958 учился в Литературном институте им. А.М.Горького. Был и.о. заведующего отделом искусства и культуры газеты «Московский комсомолец», редактором киностудии им. М.Горького, много ездил по стране.Найденная Гладилиным тема смутного томления и беспокойства, непреодолимого внутреннего одиночества живого и искреннего человека в мире регламентированных ценностей была развита более всего – в романе "История одной компании" (1965) с ее главным, явно автобиографическом героем – инфантильным мечтателем.
В романе Анатолия Гладилина "Тень всадника" есть все - острый сюжет, загадочные преступления, любовь, война, смерть. Среди героев романа - Робеспьер, Сен-Жюст, Наполеон, Бернадот, маршал Ней, Талейран, прекрасная и великая Жозефина. Главный герой романа проживает несколько жизней в течение 200 лет и проходит несколько превращений, но каждый раз он принадлежит к кругу избранных, к хранителям тайн, к странному и загадочному слою Глубоководных Рыб, "людей системы", влияющих на течение Истории. В романе Анатолия Гладилина "Тень всадника" есть все - острый сюжет, загадочные преступления, любовь, война, смерть.
Кто такие «шестидесятники» и в чем их феномен? Неужели Аксенов, Бродский и Евтушенко были единственными «звездами» той не такой уж и далекой от нас эпохи высоких дамских начесов и геометрических юбок? Анатолий Гладилин может по праву встать с ними в один ряд. Он написал легкую и изящную, полную светлой грусти и иронии мемуарную повесть «Тигрушка», в которой впервые сказана вся правда о том невероятном поколении людей, навсегда свободных. Под одной обложкой с новой повестью выходит незаслуженно забытое переиздание «Истории одной компании».
Труп мечется по заснеженной Москве в поисках жертвы. Его не берут милицейские пули, никто и ничто не страшит его. Впрочем, его мало кто замечает, он слился в городе со всеми нами, он — как мы. И мы — как он. И жизнь наша вроде загробной.Повесть «Беспокойник» была написана в 1957 году. Публиковалась за рубежом, в нашей стране выходит впервые, как и многие произведения этого автора.Клеймо «антисоветчина» прочно прилепили к творчеству Анатолия Гладилина, русского писателя, живущего ныне в Париже. Его книги возвращаются на родину спустя десятилетия.Рассказы этого сборника взяты из книги американского издательства «Ардис», благодаря которому десятки изгнанных из нашей страны писателей могли печататься, не канули в небытие.
Приключенческая повесть-сказка, в которой смешались реальная жизнь и самые невероятные происшествия. Началось все с того, что пятиклассник пионер Сидоров получил возможность путешествовать на волшебной тележке («машина времени») в различные исторические эпохи.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.