Двойное проникновение (double penetration). или Записки юного негодяя - [20]

С вершины голой, как ладонь нищего, горы открывается вид на равнину: там будет моя трапеза. Туда я несусь, не покладая ног: проклятье, у меня и рук-то нет, а еще хвост, у которого своя жизнь. Вперед, через запахи и простор, в предвкушении трапезы. Я захлебываясь воем, восторгом и запахами, которые рассказывают мне правду обо всем сущем – о растениях, людях, зверях, – и чувствую еле уловимое движение феромонов в волнах воздуха. Это женщина, испуганная и перевозбужденная. По движению ветра беру след и бегу за ней, с каждым шагом ощущая, как усиливается запах, как все отчетливей страх.

Меня переполняет сила и ликование, движения мои точны, тело послушно, по спине от головы до хвоста шерсть дыбом от исступленной радости, и освободиться я могу от нее только воем, вибрируя, словно флейта, через которую хлещет мелодия жизни и смерти. И снова гонка, без устали в ночи, впереди – огни костров, топот испуганных лошадей, крики пастухов, лай собак, вонь конского помета, простывшие следы течной суки, которым уже больше двух дней, вкусный аромат овечьих тулупов, запах свежеструганных досок. И среди всей этой вселенной химической коммуникации – персональное послание для меня, написанное испарениями человеческого тела, конкретного женского тела: тела семнадцатилетней девственницы, перепуганной до одури, до беспамятства. И оно звучит очень просто, неотвратимо ясно, как закон природы.

Она носит лен и пахнет глиной. Дочь гончара, собиравшая цветы и отставшая от обоза, – славная добыча для Матери всех богов. Она боится приближаться к кострам, потому что страшится пастухов-насильников, известных любителей содомии, оттого бежит в темноте, пытаясь остаться незамеченной. Но только не для меня. Я уже ощущаю жар ее тела, сладкий запах подмышек, пар ее дыхания, пот у нее на спине и на внутренней стороне бедер, боль щиколоток и свинец в ногах, нехватку воздуха и чистоту ее помыслов, ничем еще не оскверненную. Большой испуганный ребенок, не осознавший, в чем его предназначение, ради чего он живет, – не осознавший силу своего пола. Сладкая, соблазнительная плоть – лучшее блюдо для богини, привыкшей к океанам крови, которые постоянно нужно пополнять.

И вот я уже на расстоянии вытянутой руки. Захожу слева, там, где сердце, одним прыжком вскакиваю ей на спину и ударом хвоста, еще в полете к земле, оглушаю ее, прервав крик. Сдираю одежду, обнажая грудь. Кусаю за шею, рву хрупкую плоть вены и жадно лакаю кровь до тех пор, пока жизнь не покидает ее с последним вздохом. Теперь мне надо осквернить тело, чтобы его красота досталась Матери всего сущего: совокупиться с ним, разорвать на части и зарыть в землю – завершить ритуал.

Выпитая кровь пьянит мне сознание, я кружусь вокруг моей жертвы в предвкушении и волнении, словно полоумный, совершенно перестав обращать внимание на окружающий меня мир. А зря: на крик девчонки сбегаются пастухи, набрасывают на меня сеть, а затем появляется шаман в шкуре черного медведя, стучит в бубен, молится своим овечьим богам и велит пронзить меня осиновым колом. Боль и мрак, и собачий лай, и ужас, а еще – осиновый кол в груди. Мне холодно, чертовски холодно. Я околеваю.

– 5-

Шум бушующей весенней бури снаружи заставил меня вспомнить, что я все еще здесь и сейчас, на третьей планете от Солнца. Я замерз и зверски хотел есть – желудок скрутило голодным спазмом, и я еле сдерживался, чтобы не закричать. С трудом владея телом, я, словно сомнамбула, двинулся на выход, плохо удерживая равновесие. Чудом не упал в одну из ям и не сломал шею.

Снаружи бушевала гроза. Потоки воды и грязи неслись к реке, которая жадно вздулась, покрывшись белой пеной, словно паршой. Я вымок до нитки, не раз поскальзывался и падал; все-таки сумел забраться в машину и, найдя в вещах бутылку водки, жадно выпил ее, словно воду, совершенно не почувствовав крепость алкоголя.

Через полчаса мне полегчало настолько, что я вернулся за аппаратурой в пещеру. Теперь она, полная звуков, словно живая, вздыхала и урчала, будто прежние обитатели решили мне о себе напомнить. Из-за дождя света снаружи было мало, а в самой пещере царил ночной мрак. Но это меня не останавливало: неожиданно я обрел сверхспособность. Не знаю, почему это случилось именно в пещере. Видимо, ритмы работы мозга слегка изменились под влиянием резонанса Шумана и получили доступ к энергетическим полям Земли. Я, словно летучая мышь, буквально чувствовал окружающее пространство, легко ориентируясь в темноте. А еще я увидел места, где раньше стояли алтари, на которых древние обитатели пещеры приносили жертвы богам: они мерцали слабым голубым маревом, словно светящиеся струи пара из-под земли, – места силы, где концентрировалась энергия геологических разломов, выходящая наружу. Встав ради баловства на один из алтарей, я представил себе, как тучи расходятся и начинает сиять солнце.

Через полчаса дождь и правда прекратился. Вернувшись в машину, я доехал до Черного Ануя и заночевал там, воспользовавшись гостеприимством местных жителей. Наутро выглянуло солнце, дорога просохла, и я без особого труда возвратился в Солонешное на потрепанном вездеходе без рессор, сдал его хозяину в целости и сохранности, да еще и с остатками горючего в бензобаке. Как выяснилось, меня не было целых три дня, а все это время шел дождь с грозой и градом.