Двойное проникновение (double penetration). или Записки юного негодяя - [16]

Я был так возбужден, что не придал этому никакого значения и помчался со всех ног на другой берег Влтавы через Карлов мост к дому с Черной мадонной: именно там располагалась «Роза и крест», вход с Фруктового рынка через музей кубизма, стучать три раза, слово-пароль «Трдельник». Прямо у пороховой башни на улице Целетна я отыскал нужный дом. Нелепое строение из почерневшего камня с изломанными углами, с кафе на первом этаже и художественной галереей. На углу второго этажа, словно клетка с канарейкой, висела позолоченная статуэтка богоматери совершенно варварского вида, заключенная в средневековую клетку для обвиняемых в колдовстве.

Ввалившись в галерею, я устремился мимо витрин с чайными сервизами причудливых форм и расцветок под лестницу с заветной дверью и постучал три раза, как мне велели. Дверь отворилась, из нее выглянуло недовольное лицо в поварском колпаке, которому я тут же скороговоркой выпалил пароль. Лицо сморщилось в официальную гримасу обиженного шута, выпучило глаза и прохрипело: «Ходим до пекла», захлопнув у меня перед носом дверь. И я остался наедине с дегенеративным искусством двадцатого века и разъяренным чехом, требующим купить билет в музей, раз уж я в него зашел.

Остаток дня я разглядывал плохую живопись и корявые потуги на графику, сам себя пытая, отчего все считают это искусством, и пришел к выводу, что без алхимиков тут тоже не обошлось. По сути дела, это были первые попытки разрушить визуальную реальность и заново сконструировать ее из старых элементов, собранных произвольно. Если учесть, что художественная богема того времени впервые познакомилась с наркотиками для демонтажа привычного человеческого мировоззрения во имя создания нового, сверхчеловеческого или метафизического, то к этому алхимики наверняка приложили руки. И явно неслучайно именно в Праге все формы художественного модернизма нашли поддержку накануне Первой мировой войны, давшей начало двадцатому веку и всем процессам, которые так неожиданно и навсегда изменили карту Европы.

Наконец, покинув музей, я в изрядном раздражении решил отправиться в отель пешком. Сначала вышел на Староместскую площадь, а затем пробирался через плотную разноязычную толпу на узких улочках старого города к Карлову мосту, словно рыба на нерест, проскальзывая через пороги и встречные движения человеческих тел. Уже на мосту, проходя мимо рыцаря, которого так любила воспевать Цветаева, я остановился и, опустившись на парапет, всмотрелся в текущие воды Влтавы, медленно переваривая обиду за представление: а я ведь был так близок к цели.

И вот когда я уже смирился с мыслью, что пора уезжать и ничего у меня здесь не получилось, кто-то сзади три раза хлопнул меня по плечу и произнес над правым ухом:

– Трдельник.

– Почему трдельник? – невольно спросил я и услышал на чистом русском:

– Жизнь – как трдельник: все накручено вокруг пустоты.

Аккуратный человечек неопределенного возраста лукаво смотрел на меня, склонив голову набок, словно птица. Я даже дар речи потерял, не зная, как реагировать. А он как ни в чем не бывало спросил, знаю ли я, чем знаменит рыцарь Брунсвик. Я пожал плечами и честно признался, что не знаю.

– Рыцарь, рыцарь,

Стерегущий реку.

Караульный

На посту разлук, – патетически продекламировал человечек, а после сообщил, что рыцарь получил волшебный меч, убив дракона и защищая льва, а затем спрятал меч, пообещав вернуться и откопать его, лишь когда снова понадобится спасать Прагу. Зачем он это мне сказал и что все это значит, до сих пор не знаю. А после как ни в чем не бывало поинтересовался, не брат ли я, который приехал на химическую свадьбу. И только тут до меня дошло, что человечек выполнил все указания, что сегодня днем получил я в Мальтийском ордене, чтобы установить контакт с ложей «Роза и крест»: условный тройной стук и слово-пароль, только в роли двери был уже я. Оставалось открыться ему и впустить в свою жизнь… или же послать ко всем чертям… Я выбрал первое.

Человечек по имени Иосиф Шварценберг оказался моим наставником на первое время, пока я входил в курс дела. После вопроса, будут ли меня посвящать в масоны, долго смеялся, а потом кратко пояснил, что никто никому больше клятв не дает, фартуков не надевает и циркулей с мастерками не вручает. Ты сам приходишь к масонам, если сумеешь их найти, а тебе поручают некую миссию в зависимости от твоих предпочтений, главное – желание изменять мир по своему усмотрению.

Наставник сразу пояснил, что он лишь однофамилец и никакого отношения к настоящим Шварценбергам не имеет. Он был философом, и в его обязанности входило дать мне подробное объяснение, как устроен мир, прежде чем я решу, чем буду заниматься.

Иосиф оказался католиком и агностиком одновременно. В его представлении мир представлял собой герметичную, замкнутую систему, в которой ровно столько же боли, сколько и удовольствия. На этом последние пятьдесят лет построена вся экономика и политика первого мира, к которому принадлежит так называемый золотой миллиард: чтобы одни наслаждались, другие должны страдать.

Это изобретение впервые опробовали в советской России, весь проект которой сочинил синклит из девяти магов в Вене в рамках программы «Новая Атлантида». Сразу, как только коммунисты захватили власть в стране, в разных ее концах начали создавать концлагеря и сажать в них врагов народа, пока еще плохо понимая, как с ними обращаться. Лишь к двадцатым годам появились первые действительно работающие генераторы счастья и изощренная методика унижения и истязания заключенных в них людей, чтобы те страданиями повышали счастье у других и порождали животный энтузиазм у инициированных режимом. Тогда же начались работы по созданию нового типа человека под кодовым названием «голем», которые затем продолжились в недрах «Анненербе», возникшей из общества «Туле».