— Вы что это здесь делаете? — спросил он.
— Так, прогуливаемся, — ответила одна из старушек.
Внезапно лицо старичка налилось кровью и он закричал:
— Домой! Быстро!
— То есть как это? — спросили старушки с изумлением.
— Домой! Что тут непонятного?!
Он погнал старушек к дому, бежал за ними по пятам до самых дверей. Дождавшись, когда они распахнут платяной шкаф, он затолкал их вовнутрь. Он запер дверь на ключ и объявил:
— Не желаю вас больше видеть.
И вышел из комнаты.
Старушки слышали, как хлопнула входная дверь.
Они сидели в темноте среди старых платьев, туфель, шляпных картонок, одеял. Пахло камфарой.
— Не оставит же он нас так сидеть? — спросила одна из старушек.
— Как знать, — сказала другая.
Вечером старик вернулся и пнул ногой дверь шкафа.
— Эй, в шкафу, — крикнул он. — Сидите там и сидите себе.
У него был высокий, пронзительный голос.
— За что? — спросила одна старушка.
— За что? Да просто так! Сидите в шкафу, и все! — крикнул он. И они услышали, как он бормочет: — За что… со смеху помрешь. Со смеху! — Они слушали, прижавшись ухом к двери.
— Когда вы нас снова выпустите? — спросила другая старушка, когда бормотание смолкло.
Но старик уже ушел.
— Думается мне, помрем мы тут, — сказала одна старушка.
— К тому идет, — отозвалась другая.
— О чем ты думаешь?
— Пить хочется.
— Да, ужасно.
Довольно долго они молчали.
— Давай, что ли, поцелуемся, — сказала тогда одна старушка. — Хуже-то не будет.
Они поцеловались. Губы у них пересохли. Они лежали на старом одеяле из конского волоса, на том самом, на котором однажды сидели на берегу канала.
— Там еще лютики были, — сказала одна старушка.
Вторая в темноте кивнула.
Утром старик явился снова и заорал прямо из коридора:
— Эй, в шкафу!
Старушки попробовали снова думать о жизни, но это им плохо удавалось.
— О чем нужно думать, когда думаешь о жизни? — спросила одна старушка.
— Не знаю, — сказала другая.
И тогда они стали думать о лете. О телегах, груженых сеном, думали они, о полях, поросших чертополохом, и о мужчинах, ныряющих в реку с моста, вечером, в августе, когда луна становится красной.
Так умирали они, обнявшись, в течение нескольких дней.
ДВЕ СТАРУШКИ жили далеко друг от друга и уже много лет не виделись. Но продолжали любить друг друга и писали друг другу о своем чувстве, год за годом.
Когда же они наконец вновь увиделись, то не знали, о чем говорить. Одна старушка покраснела. Вторая принесла ей ветреницы, красные и синие ветреницы. Они поднимали брови, кивали, улыбались, потом пошли в спальню. В полумраке они разделись.
И когда они увидели, насколько состарились, покрылись морщинами, то смутились, улеглись в постель, спиной друг к другу. Они не решались повернуться.
Так они лежали, пока не озябли. Тогда они поднялись и снова оделись.
Они вернулись в гостиную, пили там чай и время от времени улыбались друг другу.
Через час-другой одна старушка сказала:
— Мне, вообще-то, пора.
— Ну что ж, — сказала другая.
В дверях они заключили друг друга в объятия и поцеловались. И внезапно они сорвали с себя свои куртки, платья, чулки, белье, упали на колени на коврик у дверей, легли на пол и целовали друг друга со страстью, ласкали друг друга, постанывая, покуда стыд вновь не взял верх и они не принялись одеваться, повернувшись друг к другу спиной. Одна старушка закрылась в комнате, другая распахнула дверь и вышла вон.
