Две старые старушки - [10]
— А записывать я начала только через много лет! — кричала она. — Я годы напролет терпела!
В заключение судебного заседания судья предоставил ей слово.
— Я ее предупреждала. Что мне еще оставалось делать? — спросила она.
Судья взглянул в свои бумаги и промолчал.
— Ну что?
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ.
По ночам они лежали без сна в одной большой кровати, в пронизанной сквозняками мансарде, широко раскрыв глаза, в страхе перед смертью.
Одна была высокая, толстая. Вторая — маленькая и сухонькая — лежала рядом с первой, свернувшись калачиком.
В темноте при любом шорохе они думали: «Вот она». Они крепко прижимались друг к другу, целовались, осыпали друг друга ласками с такой же страстью, как и пятьдесят пять лет назад. Но это не помогало. Ничто не помогало. Смерть кружила поблизости, бродила ночами по их мансарде.
— Интересно, а она не слепая? — спрашивала тихонько одна из них. — Может она нас так запросто увидеть?
— Понятия не имею, — отвечала другая. — Я думаю, она как-нибудь по-другому устроена, не так, как мы. А как именно, не знаю.
С каждым днем они становились все бледнее от недосыпания, щеки их ввалились.
Как-то ночью одна из них не выдержала. Скрипнула половица, и старушка закричала:
— Мы тут!
— Тс-с! — сказала другая.
Внезапно сделалось очень тихо.
— Ты чего кричала? — прошептала вторая старушка.
— Не знаю, — прошептала первая. — Такое было чувство… словно что-то мной овладело.
Долгие часы лежали они и ждали. Но им так и не пришлось умереть в эту ночь.
Так продолжалось месяц за месяцем. Все чаще кричала одна из них по ночам: «Мы здесь!», — все громче становился скрип и треск вокруг них. Иногда они утверждали, что слышали некий глуховатый голос, бормотавший: «Ну, где же они? Где они там попрятались?»
Когда одна из них выходила за покупками, люди говорили:
— Ну чисто привидение.
— Ну, для привидения она тучновата.
— Ну, значит, тучное привидение. Бывают же тучные привидения?
— И то сказать. Привидения бывают довольно тучные. Что правда, то правда.
Вторая не переступала порога. Днем она ползала по полу, искала следы смерти: отпечатки ног, переставленные вещи, запахи. Но никогда ничего не находила.
Вот так, по каплям, будто выдавливаемая чьей-то уверенной рукой, вытекала из старушек жизнь.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ жили в деревне, в маленьком домике, в стороне от проезжих дорог.
Первая старушка неустанно пыталась сделать вторую счастливой.
— Ну, теперь ты счастлива? — то и дело спрашивала она.
Но вторая старушка всегда только качала головой.
— Все никак?
— Нет.
Первая старушка впала в уныние, ссутулилась, кожа ее приняла серый, внушающий тревогу оттенок. «Наверно, я вечно все не так делаю, — думала она. — Может быть, счастье есть нечто ужасное, а я ее на это толкаю…»
Как-то раз вторая старушка заметила, какой у первой скверный вид. После некоторого раздумья она сказала:
— Ты знаешь, что-то мне вдруг так хорошо стало!
И она пустилась в пляс длинными, судорожными прыжками.
После этого они молча сидели друг напротив друга.
— Ну, теперь-то ты счастлива? — тихо спросила первая старушка, когда наступил вечер.
— Да-да, все еще. Смотри-ка, — сказала вторая. И она вскочила с места и заплясала на разъезжающихся ногах, с разметавшимися по лицу волосами. Она налетела на стулья и неловким движением смахнула со стола вазу. И, задыхаясь, с посиневшими губами выкрикнула:
— Ну, видишь?
Вскоре после этого она умерла.
Под ее подушкой первая старушка нашла записку: «По правде сказать, я всегда была счастлива. Все благодаря тебе. И когда я говорила „нет“, я имела в виду „да“. Поверь мне. Прощай, лапочка».
Первая старушка пошла на кухню и достала из ящика хлебный нож. И замахнулась было, чтобы воткнуть его в грудь второй старушки, с левой стороны. «Однако чего я этим добьюсь», — подумала она, царапая ее платье кончиком ножа.
Она покачала головой, поцеловала вторую старушку в губы и положила нож обратно.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ.
Долгие годы, прожитые вместе, они были бурно и страстно счастливы. Никогда ни тени вражды или ненависти не промелькнуло между ними.
Но вот однажды вечером одна из них сказала:
— Не знаю даже, как и начать.
— Да не надо, — сказала вторая старушка. — Я и так знаю.
— Но я… — сказала первая старушка.
— Да-да, — перебила вторая старушка.
И они поведали друг другу, что вот так, внезапно, вдруг разлюбили друг друга. Но, в сущности, добавили они, это произошло уже давно.
А если вдуматься, продолжали они, покачав головами, то так оно всегда и было.
Лучше уж было им никогда друг с другом не встречаться или, вернее, хорошенько подумать наперед.
Сорок лет назад им бы следовало быть рассудительнее. «Сами виноваты», — бормотали они.
Они стучали себя пальцем по лбу.
«Дурехи, — думали они. — Безмозглые, бестолковые дурищи».
Они потеряли сон, махнули на себя рукой, окончательно запутались и умерли.
Две маленькие старенькие старушки.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ.
Одна старушка сказала как-то вдруг (раньше им не приходилось обсуждать такие вещи):
— Когда я буду лежать при смерти, пусть у моей постели поет небольшой хор, а съесть бы я хотела пудинг с итальянской колбаской. И еще, если можно, хорошо бы гудение шмеля за окном. Трудно будет, конечно, все это устроить. Но уж больно мне хочется. Ладно, там видно будет.
В сказочном лесу все заняты — все пишут письма. Черепаха — улитке, сверчок — лягушонку, щука — карпу, белый медведь — крокодилу, саблезубый тигр — лебедю. Муравей, разумеется, белке, ну а самой белке нужно успеть написать и слону (который наконец-то изобрел равновесие), и тле (которая всё время стесняется), и даже собственному столу (просто потому, что она никогда ему не писала). Эта книга — отличный повод вспомнить, как важно писать друг другу письма! А если вы не умеете писать, то письма можно набормотать, надумать или даже купить у совы.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.