Дважды убитый - [16]

Шрифт
Интервал

Орел вынул ручку и принялся чертить на салфетке замысловатую схему.

— Вот холл, где мы с тобой встретимся с покупателем. С нами будет Саша. Борис переоденется в официанта и встанет за углом у шахты грузового лифта. На сервировочном столике под салфетками у него будут спрятаны стволы — три «Узи» и два «ТТ» с глушаками. Если вдруг все пойдет не так, как задумано, то легко предположить, что группа захвата двинется по черной лестнице и блокирует основной лифт.

— Но если выдвинуть столик и кресла ближе к проходу, — внес свою лепту Игорь, — я смогу контролировать дальний конец коридора, а ты — пространство возле лифта.

— Естественно. А Борис все услышит, — подмигнул Орел, — потому что Саня обещал постараться со связью. В общем, если придут гости, Боря немедленно выдвинется к нам вместе со столиком.

— А кто это может быть? — спросил Барс.

— Да черт их знает. Кто угодно. Полиция, бандиты, люди покупателей, служба безопасности «Денирс». Я, кстати, наслышан об их начальнике, Вилли Боне. Крутой мужик. Так что мы с тобой, как всегда, крайние и всегда были ими, — подытожил Петров. — Такая у нас профессия. Но запомни: даже если кто-то пронюхает о сделке, нас не тронут, пока у нас в руках ключи от сейфа. Если их отнимут — труба. Я в этом случае на наши с тобой жизни и пяти копеек не поставлю.

Официант принес заказ. Расстелив салфетки, он молча и аккуратно поставил на стол пузатую бутылку вина «Токай» и два бокала.

— Момент, — среагировал Орел, — мы просили всего лишь кофе.

Официант так же, без слов, убрал принесенное вино и бокалы обратно на поднос, приложил руку к груди в знак извинения и лениво удалился.

— Но каждый из наших противников будет действовать по-своему, — напомнил Барс. — У полиции свои правила, у спецслужб — свои, бандиты тоже бывают большими оригиналами.

— Ты прав, Игорь, — кивнул Орел. — Мы не можем знать, чего следует ожидать. Поэтому будем готовиться ко всему и в любом случае действовать по одной жесткой схеме: прорываемся через черный выход, уничтожая на пути все, что шевелится и кажется подозрительным, Гена в фургоне будет ждать нас здесь. — Орел поставил крестик на схеме и кивнул в сторону противоположного тротуара.

— А куда сматываемся?

— На Украину, в Закарпатье. Больше некуда. Через Ужгород и Рахов. Красивые места, но лучше их больше никогда не видеть.

— Да-а, — задумчиво протянул Игорь, — в случае чего шансов уйти у нас немного.

— А кто их оценит? — присвистнул Орел. — Сам понимаешь: пуля — дура, бац — и никаких шансов, но может и повезти. Что в Египте, что в Афгане, что в Вильнюсе, что здесь шансы выжить одинаковы. Я — солдат удачи, Игорь. И ты тоже. Что наша жизнь? — засмеялся он. — Игра. Или тебе надоело в войну играть?

— А что я еще умею? Буду играть и дальше, если пронесет. Только в Вильнюсе я вдруг понял, что это уже не игра, а что-то другое.

— Э-э-э, с чего это ты вдруг в философию ударился? — удивился Петров. — Нам думать нельзя, Игорь. Мы — машины, а ей думать вредно. Нас чему учили? Выполнению приказа любым способом и умению выжить ради выполнения этого приказа!

— А если командуют умереть?

— Значит, умрем. Что тебе не нравится? Меня, например, все устраивает.

— А дядька с авоськой, которого ты в Вильнюсе задавил? А парень с бутылкой, которого я застрелил? Это тоже наша работа?

— Я, что ли, приказывал танки в Вильнюс вводить или войска тащить в Афган? — возмутился Орел. — Я поставил нас в ситуацию, когда нужно или убить, или умереть самому? Кто отдавал распоряжение, тот пусть и отвечает. Или мне теперь Кремль штурмовать? Повторяю тебе еще раз: наше дело маленькое, мы — машины. А они ответственности не несут.

Официант принес, наконец, кофе.

— Ну, брат, тебя только за смертью посылать, — смерил его неласковым взглядом Орел.

Под этим взглядом не только официант, но и Игорь чуть не съежился. И почему-то он подумал о том, что там, где готовят и откуда приносят смерть, уже, наверно, приступили к выполнению заказа.

Глава пятая

— Ну, что? Удалось? — немедленно полюбопытствовал Толя, встретив Егора в аэропорту «Шереметьево-2».

— Подожди, в машине поговорим.

Толя ловко подхватил из рук пыхтящего Егора многочисленные пакеты и потащил к стоянке.

— Ты еще и по магазинам успел пробежаться! — удивился он.

— А что делать? — развел руками Егор. — Маринке кое-что прикупил и детям. В чем-то ходить же надо. Сам знаешь, что у нас в магазинах.

— Давай, рассказывай, — нетерпеливо поторопил Толя, когда машина выехала со стоянки и устремилась в сторону Ленинградского шоссе.

— Да что рассказывать? Все, что мог, сделал. Со всеми, с кем хотел, встретился и переговорил. Теперь дело за ними. Кое-чем, думаю, мы здесь сможем помочь, но не очень сильно, по мелочи. Прессу в случае чего подключить, например. Но ни нам, ни им шум не нужен. Должна сработать их система безопасности.

— С этим понятно, — кивнул Толя. — Ты мне скажи: во время встреч и переговоров ты почувствовал, что нам доверяют?

— Сложно сказать, — повел плечами Егор. — С одной стороны, вроде бы да, с другой — осторожничают. Все-таки слишком много они вложили в Горби. Он — герой, остановил холодную войну, снес «железный занавес», объединил Германию плюс прочие ускорения, включая перестройку и гласность.


Рекомендуем почитать
Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.