Дважды убитый - [18]

Шрифт
Интервал

— Как вам будет угодно, — согласилась Настя. — Называйте их хоть слонами. Но надо иметь в виду, что магнатов интересующего нас масштаба не так уж много, примерно тысяча человек.

— Это, по-твоему, мало? — присвистнул Дэвид. — Не забудь, что нас интересуют магнаты со свободными деньгами. Деньги, вложенные в акции или в небоскребы, как у Трампа, мы не считаем.

— Естественно. Но тех, у которых водятся свободные наличные деньги, совсем немного, примерно сто человек. Уже легче. Теперь идем дальше. Я пришла к выводу, что деньги должны быть не просто свободными, а они жгут карманы. Это должны быть те средства, которые срочно нужно куда-нибудь вложить или потратить. Неработающие деньги интересуют только скупых рыцарей.

— Но накупить кучу неликвидных алмазов — сомнительное удовольствие.

— Я тоже так подумала, — согласилась Настя. — И пришла к выводу, что у человека должны быть очень веские причины, чтобы совершить подобную глупость.

— Что-то я не припоминаю среди магнатов круглых дураков, — засомневался Дэвид.

— Я тоже. Но речь не о них.

— А о ком? Можно, конечно, заподозрить каких-нибудь наркобаронов, которым вдруг засвербило отмыть свои деньги. Но за ними следят во все глаза. Собрать десятки или даже сотни миллионов долларов под носом ФБР не так уж просто. Кто еще? Твой любимый сэр Мэдок, основатель биржи фондов высокотехнологичных компаний? Читал я твою студенческую работу о нем. Замечательный труд. Неужели он?

— Нет. Ему это сейчас ни к чему. Мэдок на подъеме. К нему как к обладателю инсайда потянулись сегодня капиталы со всех сторон. В его фонд вливают деньги даже центральные банки мировых держав. К тому же Мэдок собирается идти в политику. Конечно, когда его пирамида зашатается, он постарается распределить наличные по всему миру. Но не сегодня. Нет, Дэвид, — вздохнула Настя, — не он покупатель. И вообще, я так и не придумала — зачем людям с большими деньгами на Западе влезать в эту аферу с алмазами?

— Интересная история, — всплеснул руками Стонецкий. — Не хочешь же ты сказать, что Советы продадут алмазы самим себе?

— Именно это я и хочу сказать.

— Что? Настя, ты в своем уме?

— Как никогда раньше. Дэвид, вы такой умный и талантливый, что работать под вашим руководством, не имея ума, просто невозможно.

Стонецкий подозрительно посмотрел на Настю, выискивая следы иронии на ее лице. Иногда он переставал понимать эту девушку.

* * *

Из донесения председателя «К».

«Совершенно секретно. Первому.

Довожу до вашего сведения, что сегодня в 18.00 по московскому времени в районе Краснодара остановлена колонна танков, двигавшихся в западном направлении с неустановленной целью. Командиры экипажей ссылаются на приказ командира танкового полка. Сам он пока не обнаружен. Танки на балансе полка не числятся. Судя по документам, они были проданы сегодня утром недавно образованному кооперативу «АНТ». Ведется расследование.

Председатель «К».

* * *

— Поймите, Дэвид, — втолковывала Настя шефу, пока они шли к машине, — Советы могли пойти только этим путем. Другие пути для них закрыты. Пока закрыты.

— Конечно, — сообразил Стонецкий, — мы всегда знали, что далеко не вся прибыль от экспорта возвращалась в Советский Союз. Но все думали, что некоторые нечистоплотные парни из советского «Внешторга» просто-напросто рассовывают эти деньги по своим карманам.

— Если бы! — воскликнула Настя. — Почти все годы советской власти партия инвестировала средства в бизнес на Западе. Агентура КГБ открывала предприятия по всему миру. Подумайте, сколько денег они выручили только за экспорт вооружения! Из автомата Калашникова стреляет весь мир. Все эти деньги надо было приумножить. А внутри СССР, где частное предпринимательство было под запретом, сделать это было невозможно. Поэтому весь бизнес делали здесь.

— То есть ты хочешь сказать, что они находили в своих рядах талантливых бизнесменов, отправляли на Запад, открывали под них предприятия и таким образом зарабатывали деньги?

— Приблизительно так, — кивнула Настя. — Но фокус в том, что все эти коммерсанты носили или даже до сих пор носят погоны. Они помнят, что деньги им не принадлежат, и по приказу вложат их куда угодно, в том числе и в алмазы.

— Настоящий рэкет! — возмутился Дэвид.

— Вы истинный бизнесмен, — расхохоталась Настя. — Когда речь заходит об изъятии денег, вам становится жалко даже агентов КГБ. Но повторяю, это их бизнес, но не их деньги. Конечно, отдавать приходится намного больше, чем когда-то брали, но они знали, на что шли. Это — во-первых. Во-вторых, ослушаться приказа невозможно. Такого рода бунт, как правило, плохо заканчивается.

Они подъехали к берегу Темзы, и Дэвид припарковал свой «Мерседес» у обочины дороги. Над рекой плавали клочья ночи, перемешанные с туманом. Но Лондон, похоже, не думал засыпать. Из приоткрытых салонов автомобилей то здесь, то там вырывалась музыка. Влюбленные пары выныривали из тумана, натыкаясь друг на друга. Горящие окна, отделившись от невидимых в темноте домов, беспокойно плавали в воздухе.

Ночной Лондон нравился Насте даже больше. Впрочем, с тех пор, когда она начала работать в «Денирс», дневного Лондона она почти не видела.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.