Дорога к счастью - [84]

Тем временем начали собираться коммунисты. Тщетно Биболэт пытался завязать разговор с некоторыми из них, ему не удалось добиться толку. Настроение у партийцев было подавленное: они поглядывали на Биболэта косо, недоверчиво, и видно было, что не хотели они говорить того, что у них на сердце. Буркнут несколько слов, лишь бы отделаться, и умолкают.

Наконец пришел Тыхуцук. С ним Биболэт быстро нашел общий язык.

— Настроение у нас упадочное, — виновато сказал Тыхуцук. — Уполномоченный сильно досадил ребятам своими начальническими окриками и придирками. Сам не оказывал никакой существенной помощи, а только прикрикивал, во всех неполадках обвинял коммунистов и на каждом слове угрожал исключить из партии. Сюда прибавились и неполадки в ауле. И у ребят сердце совсем упало. В панику ударились…

Партийцы угрюмо молчали, словно ждали, — вот новый уполномоченный тоже будет кричать и угрожать им. Глядели на Биболэта почти враждебно. Среди них Биболэт знал только двоих: Тыхуцука и Алия Нагоджуко. Тыхуцук, грустный и неразговорчивый, сидел, тяжело сопя, словно на его плечи навалена была непомерная тяжесть.

Только один Алий Нагоджуко был в приподнятом настроении. Он суетился у стола, высоко неся свою сухую остроносую голову в большой папахе, пытался завязать разговор с Биболэтом, всячески показывал свою озабоченность и осведомленность о неполадках в ауле и даже намекал на виновников. Но Биболэт не торопился завязывать разговор с Алием. Не впервые сталкивался он с подобной наигранной активностью. Он предпочитал иметь дело вот с этими насупленными людьми.

Кроме того, Биболэт помнил, что Алий был на подозрении у Доготлуко. «Надо следить за этим парнем», — думал Биболэт, молча поглядывая на Алия.

Секретарь вяло открыл собрание.

Биболэт, несколько усталый, начал говорить спокойно, с мягкой вдумчивостью. Он не собирался делать им доклад. Положение дел в ауле сейчас таково, что нужно сосредоточить все внимание на ходе колхозного строительства и на весенне-посевной кампании. Это — два основных и самых тревожных вопроса. Но сам он, Биболэт, пока не может сказать ничего определенного: он еще не знаком с положением настолько, чтобы высказать свои соображения. Это должны сделать они, коммунисты аула, — от них он ждет предложений о том, какие меры следует предпринять сейчас же.

Биболэт откровенно признается, что настроение коммунистов аула произвело на него плохое впечатление. Уж не испугались ли они сложности и трудности обстановки? И не потому ли, недовольные и обиженные, выпустили из рук руль руководства в ауле? Но пугаться-то особенно нечего! Все колхозы рождаются в такой же сложной борьбе. У нас есть неизменное и верное оружие — это линия нашей партии, которая всегда и всюду бдительно оберегает интересы трудящихся и ведет их к победам. И если мы правильно проводим линию партии, — трудящиеся массы не могут не пойти за нами. В данном же случае, в ауле Шеджерий, массы не идут за коммунистами, причина этого — только в самих коммунистах, в их ошибках…

Насколько он успел ознакомиться с положением в ауле, он находит три основных недостатка в работе ячейки. Первое — это ослабление борьбы с кулаками. Второе — отсутствие работы с бедняцко-середняцкой массой аула. И третье — это то, что задача борьбы за колхоз оторвана от борьбы за весенний сев.

Большой ошибкой было избрание председателем колхоза сына кулака. В колхоз допущены непримиримые враги только потому, что они раньше состояли в кулацкой лжеартели.

Так медленно и твердо шел Биболэт к намеченной цели. Он надеялся, что обсуждение разъяснит очень многое. Он хотел напомнить местным коммунистам об их партийном долге и вернуть им утраченную веру в свои силы. Кроме того, Биболэту важно было с самого начала завоевать их доверие, чтобы они смотрели на него, как на достойного, боевого товарища, который стал на некоторое время членом их партийной организации и несет наравне с ними ответственность за положение в ауле.

Биболэт обладал счастливым даром быстро устанавливать контакт с честными сердцами, столь же быстро он снискивал себе ненависть людей нечестных. Достигал он этого не ораторским искусством, а своею искренней и правдивой стремительностью.

И вот, по мере того как он продолжал говорить, он видел, как постепенно рассасывалась угрюмость людей, как их глаза, первоначально недружелюбно-уклончивые, устремлялись на него в напряженном внимании, а затем светлели и воспламенялись огнем деятельной, возбужденной мысли…

Как ни удручены были они своим провалом, этот бронзоволицый парень с выразительными, энергичными, слегка навыкате, глазами зарождал в их душе невольное расположение к себе. Он был так прост и ясен, что остаться равнодушным к его словам оказалось невозможным. И все сидящие были уже, убеждены в том, что слово у этого парня не расходится с делом. Он так ловко и так просто разматывает весь этот запутанный клубок, который, казалось, невозможно было распутать…

Развернувшиеся потом жаркие прения убедили Биболэта в том, что цель, которую он наметил себе на этом собрании, достигнута. Он отметил, что местная группа коммунистов, — эта основная сила, которую в первую очередь должен он сколотить здесь для предстоящей борьбы, — вполне боеспособна. Не было беспомощного, жалкого самобичевания за свои промахи, чего больше всего боялся Биболэт. Партийцы сразу ухватились за важнейшие нити его мыслей и развивали их практически, дельно и глубоко.