Дорога к счастью - [82]

— И все-таки надо ехать. Там дела очень плохи.

— Если это необходимо, то дайте, по крайней мере, сходить в баню: почти двадцать дней я в командировке!

— Придется ехать, товарищ Мозоков, — мягко, сочувствующе, но неумолимо повторил секретарь. — Сейчас никого, кроме тебя, под рукой нет, все в разъезде. В ауле создалась очень сложная и напряженная обстановка… — Помолчав, он добавил уже тоном приказа: — Даю тебе два часа сроку. Приготовиться за это время и явиться сюда. К этому времени машина будет готова. — Он стукнул карандашом по столу, славно поставил точку.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Краснодар похож на стрельца: прямая, блестящая на солнце стрела железной дороги, натянув крутую тетиву — излучину Кубани, — застыла, нацеленная в море. Мост через Кубань — оперенный конец стрелы.

У противоположного берега Кубани начинается Адыгейская автономная область.

Машина, увозившая Биболэта, проскочила через мост и, свернув влево, нырнула на дно широкой лощины.

Три года тому назад здесь стояли плавни, прозванные адыгейцами «Шобгож» — Старые Широкие. Цепь таких же плавней со зловещими названиями — «Мишеустовы» плавни, «С панцырем», «С одинокой кишкой», «Двухсторонние» — тянулась вдоль всего левобережья Кубани. Первозданный хаос трясин, камышевая непролазь тянулись на сотню километров, занимая десятки тысяч гектаров. Плавни, с их гнилой, желтовато-зеленой жижей, смертоносным кольцом издавна опоясывали адыгейские земли. Мириады комаров, поднимавшихся оттуда, несли адыгейцам болезнь и вымирание…

А теперь по дну самых страшных плавней «Шобгож», по накатанной, как оселок, дороге мчится машина. Апрельская зелень озимых тучно темнеет по сторонам дороги…

Среди многих поразительных достижений советской Адыгеи едва ли не самым внушительным представлялось Биболэту осушение плавней, — может быть, потому, что в Биболэте свежо было воспоминание о том чувстве жуткой беспомощности и омерзительного содрогания души, которые внушали ему в детстве эти необъятные трясины.

Каждый раз, когда он вновь ступал на дно бывших плавней, в его памяти с особой силой воскресало былое и тем величественнее представлялась ему созидательная работа освобожденного народа. Вид этих необъятных, отвоеванных у болот земель поднимал в Биболэте волну восторга и гордости за свою великую Родину и рождал новые замыслы о победах, еще более грандиозных. Биболэт имел изрядную склонность к мечтаниям такого рода…

Но беспокойство за порученную работу обрывало полет его фантазии. Он понимал, что в ауле Шеджерий, куда он теперь направляется, обстановка очень сложна. Осенью там вступили в колхоз почти сто процентов крестьянских хозяйств. Теперь шестьдесят процентов членов колхоза подали заявления о выходе из него. Задание, которое получил Биболэт, было формулировано лаконично, как боевой приказ: отстоять колхоз.

Биболэт не впервые попадает в «трудный» колхоз. Предстоящие трудности не страшат его, а только озабочивают. Из практики он знает, что каждый новый колхоз это как бы новый участок боя и что все его усилия заранее наметить план действий окажутся напрасными. Направление решающего удара по классовому врагу может быть определено только после ознакомления с обстановкой на месте. Обстановка же в ауле для Биболэта пока неясна.

Машина с воем глотает бесконечную ленту проселочной дороги, захлебывается на ухабах, хрипя вырывается и с еще большей яростью мчится вперед.

Мысли Биболэта, опережая машину, летят в Шеджерий… «Кто там теперь секретарь партячейки? Если бы Доготлуко был там, до такого прорыва не дошло бы. Доготлуко сейчас на учебе… В ауле столько хороших ребят!.. Что же случилось?»

Три года Биболэт не был в ауле Шеджерий после того, как участвовал там в короткой, но острой схватке при попытке похищения Нафисет…

Мысль о Нафисет кольнула еще не зажившую рану в сердце. Он знал, что Нафисет вскоре после того уехала учиться. «Может быть, она теперь в ауле», — подумал Биболэт, но тотчас же безжалостно уличил себя в самообмане, сердито заерзал на месте. «Оставь пустые надежды, — сказал он себе, — прекрасная эта девушка потеряна для тебя навсегда. И ты сам, сам был виноват во всем!» Прерывисто вздохнув, он резким движением достал портсигар. В течение всего дальнейшего пути он был только тем и занят, что отгонял от себя мысли о Нафисет и призрачную надежду, которая пыталась свить себе гнездо в его сердце…

…Вечерело, когда Биболэт подъехал к аулсовету. Выскочив из машины, он на ходу спросил одного из парней, стоявших на крыльце:

— Где можно найти председателя Совета?

— Председатель у себя, — ответил тот и, увидев вышедшую из Совета женщину, добавил: — Вот и председатель.

— Добро пожаловать, Биболэт!

Не веря своим глазам, Биболэт застыл на месте: женщина черкешенка — председатель! И она назвала его по имени…

Так уж повелось за последнее время: на каждом шагу жизнь преподносит неожиданные сюрпризы и радостные перемены. Сам Биболэт бросался в гущу борьбы, напрягал все силы, старался, всюду поспеть… А в короткие минуты передышки отдавался радужным мечтам о будущих плодах этой напряженной борьбы. Иногда ему казалось, что в своих мечтах он слишком далеко забегает вперед. Но жизнь опережала самые смелые его предположения. В пылу увлечения борьбой он упускал из виду одно — что миллионы освобожденных людей охвачены таким же творческим энтузиазмом, как и он сам.