Дорога к счастью - [80]

В другое время такое внезапное превращение заставило бы Биболэта задуматься, но сейчас ему было не до Куляц.

Он внимательно присматривался к Куляц, пытаясь узнать по ее лицу, не случилось ли еще чего-нибудь с Нафисет.

Мхамет и Доготлуко завязали беседу с Куляц. Биболэт все время поглядывал на дверь, оставшуюся приоткрытой. И он первый заметил появление Нафисет.

Она на одно мгновение приостановилась у порога, точно перешагнуть его было ей невыразимо тяжело. Затем, решившись, резко вскинула голову и двинулась вперед. Их взгляды встретились.

У Нафисет был такой вид, точно она лишь недавно пережила смерть самого дорогого человека. Глаза ее выражали сосредоточенное горе, тоскливую обиду и укор ему, Биболэту. Но этот взгляд, врасплох перехваченный Биболэтом и неприкрыто выражавший ее переживания, длился лишь мгновение: лицо Нафисет сразу подернулось холодком отчуждения, и она, молча поздоровавшись со всеми, отступила к изголовью кровати.

Разговор Мхамета и Доготлуко с Куляц оборвался.

— Вы посидите, — произнесла Куляц и поспешно удалилась.

Биболэту бросились в глаза иссиня-коричневые засохшие ранки на губах девушки — следы ее отчаянной борьбы в прошлую ночь. Нет, она вовсе не имела вида жалкой, слезливой жертвы. Она замкнулась в себе, не прося и не нуждаясь в участии людей.

Биболэт воспринял это так, что она более не приемлет их былой дружбы и отворотилась от всего, чем увлекалась раньше. Он не находил что сказать, с чего начать и сидел, поглядывая на девушку.

Первым заговорил Мхамет.

— Ну что ж это, Нафисет, выходит, ты вовсе уж и отчаялась и голову повесила? — сказал он, маскируя жалость легкой шуткой.

— Не то, чтобы вовсе отчаялась, но и радоваться мне нечему… — медленно и не сразу ответила девушка.

Но ледок молчания все же был сломлен, и Мхамет более уверенно приступил к увещеванию.

— Нет человека, с которым не могла бы приключиться беда! Всяко бывает с человеком! Бывает и так, что нежданно-негаданно выскочит из-за угла бешеная собака и укусит человека. Считай, что и на тебя напала бешеная собака, — это не позор, а несчастье. Печалиться тебе не о чем. Но если тебя пугает другая опасность, то скажи: я готов жизнь положить за тебя.

— Я знаю вашу готовность помочь мне, — тихо проговорила девушка. — Я понимаю, что вы сделали для меня вчера, когда решалась судьба моей дальнейшей жизни. Признательности моей не выразить простыми словами. Но сейчас я вступила в такую пору жизни, когда бессильна будет ваша помощь.

— Может ли быть такое положение, чтобы самые верные друзья не в состоянии были помочь чем-нибудь? Скажи, Нафисет, поделись с нами, и мы поможем тебе, — вступил в разговор Биболэт.

— Нет, вы не поможете… — едва выговорила Нафисет и запнулась, нагнув голову еще ниже, в усилии подавить слезы.

Если бы и душе Биболэта не было такого смятения, если б он был хоть немного прозорливее, эти слезы и интонация, с которыми были произнесены сопутствовавшие им слова, объяснили бы ему очень многое. Но все внимание его было сосредоточено на собственных переживаниях, и он принял эти слезы как отречение ее от всех прошлых надежд. Мысленно похоронив, таким образом, свою любовь, Биболэт решил бороться за единственную оставшуюся у него надежду, надежду — поддержать Нафисет в этот переломный момент ее жизни.

— Нафисет, с первой встречи ты проявляешь ко мне какое-то недоверие! — с упреком сказал он и горько усмехнулся. — Должно быть, я заслужил такую немилость! Но несправедливо с твоей стороны относиться с недоверием к Мхамету и Доготлуко — твоим самым преданным друзьям. В теперешнем твоем положении будет лучше, если ты не отдалишься от них. Сейчас важнее всего для тебя — это не испугаться трудностей и не обращать внимания на то, как посмотрят на тебя люди, которые живут старыми понятиями.

— Меня совсем не пугает, как посмотрят на меня люди, — смелее и уже более окрепшим голосом проговорила девушка. — Я хорошо знаю, что ждет тех, кто покоряется старым понятиям… В эту ночь я передумала все и решила, если только примет меня Доготлуко, вступить в комсомол.

Три друга, ошарашенные твердым заявлением Нафисет, некоторое время онемело сидели. Первым опомнился Доготлуко.

— Ты это правду говоришь, Нафисет? — обрадованно воскликнул он.

— Сомнение у меня только в одном, — могу ли быть полезна комсомолу!

— Ты лучше всех девушек на свете! — бросился Доготлуко к девушке и, обняв ее за плечи, восторженно прибавил: — Сестренка моя, ты в десять раз лучше оказалась, чем я мог даже предположить.

Трагическая напряженность сразу разрядилась. Доготлуко и Мхамет пустились рисовать радужными красками всякие планы насчет учебы и будущего Нафисет. Однако это радостное просветление не коснулось ни Биболэта, ни Нафисет — они оба, не подозревая об этом, испытывали одну и ту же боль…

— Нафисет, может теперь ты скажешь, за что ты так разобиделась на меня? — решился спросить Биболэт.

— За что ж я могу обидеться на тебя? — не сразу и явно затрудняясь, ответила девушка, и слезы опять навернулись на ее глаза…

В этот момент Куляц внесла анэ. Нафисет поспешна вышла из комнаты…

…Трое друзей возвращались от Нафисет в молчании. Биболэту было не до разговоров. Доготлуко и Мхамет, смутно догадываясь о том, что творилось в его душе, воздержались от расспросов. Наконец Мхамет не выдержал, шумно вздохнул и, вложив в этот вздох свое недовольство и упрек Биболэту, проговорил: