Дорога к счастью - [78]

— Сейчас тебе никак нельзя выйти! — ответила ей Ханий. — Я принесу сюда таз!

— Какую нелепость ты говоришь, Ханий! Разве так можно!

Ханий не поддалась на хитрость, и две женщины жарко заспорили. В это время открылась дверь и вошел Измаил. Ханий оборвала разговор на полуслове и покинула помещение.

Нафисет в тоскливом отчаянии окинула взглядом комнату В углу, у печки, недалеко от нее стояла увесистая палка. Она подвинулась в тот угол и стала, прикрывая собой палку. Измаил приостановился у дверей и некоторое время с развязной улыбкой, молча, смотрел на нее.

Глаза Нафисет в невыразимом страхе прикованы были к нему. Измаил сделал несколько шагов и заговорил первый:

— Нафисет, не осуждай меня. Я это сделал оттого, что люблю тебя. Прости мне эту жестокость! Не плачь и не убивайся! Я готов жизнь отдать за тебя.

— Я не плачу и не убиваюсь! Только не подходи ко мне! — В голосе Нафисет прозвучал гнев. — Прежде чем совершить такое дело, ты должен был сообразить, что я не могу стать твоей подругой. Не подходи ко мне! — Она отвела за спину руку и схватила палку. Глаза ее горели отчаянной решимостью.

— Ты ведешь себя, как ребенок! — снисходительно улыбнулся Измаил. — Что ты хочешь сделать теперь? Не такие прыткие, как ты, девушки мирились с этим. Не будь же глупой! — Измаил незаметно продвигался.

— Не подходи! — исступленно крикнула Нафисет и занесла палку. — Отойди в сторону и давай поговорим серьезно.

— Сейчас некогда разговаривать. Скоро мы двинемся в путь. Что ты хочешь сказать?

— Куда это еще мы двинемся? — вырвалось у Нафисет.

— Отправимся туда, где нас не разыщут! — с напускной беспечностью засмеялся Измаил.

— В таком случае, я хочу объяснить тебе, что ты непоправимо ошибся! — с твердой решимостью проговорила Нафисет. — Ты не понял, что между мной и теми девушками, о которых ты говоришь, есть разница. Если ты не понимаешь слов, то подойди ко мне, я тебе это объясню палкой!

— Хорошо! Скажи, чему ты хочешь меня научить, — с насмешливым видом проговорил Измаил и, придвинув ящик, сел.

Он все еще был уверен, что рано иль поздно он уломает эту строптивую девушку. Ее решимость защищать себя разозлила Измаила, и в душе у него зашевелилась жестокость. «Я тебя так скручу, что ты будешь целовать мои ноги!» — гневно подумал он, рассматривая Нафисет сощуренными глазами. Он злился и в то же время неукротимость девушки нравилась ему. Она была красива даже в этом широком, неуклюжем платье, умные глаза ее с настороженной ненавистью следили за ним. «Только бы обломать ее, хорошая будет жена…» — думал Измаил, любуясь ее гневом, который казался ему гневом обиженного ребенка.

Нафисет говорила со смятенной торопливостью, делая неимоверное усилие, чтобы сохранить видимость спокойствия.

— Ты рассчитываешь, что я примирюсь с насилием, после того как стану зваться не девушкой, а женщиной! Так обычно бывало до сих пор! Но ты ошибаешься! Счастье женщины в жизни отныне не связано с благоволением мужчин. Ни ты, ни кто другой не сломит мою решимость добиваться этого счастья! Если даже одна десятая часть моей души останется жить, этот кусочек души никогда не примирится с тобой. Я никогда не оставлю мысль отомстить тебе за насилие и избавиться от тебя. В конце концов, я могу пойти на то, чтобы отточенным ножом или острыми ножницами расправиться с тобой, когда ты уснешь! Если ты не поймешь этого, тогда ты не способен понять человеческого слова. Теперь поступай, как хочешь! Но помни: у меня в руках палка!

— Ха-ха-ха! — засмеялся Измаил. — Если удар палкой погасит жар твоей души, то, пожалуйста, бей! — он быстро поднялся и шагнул к Нафисет.

— На тебе, если ты человеческого языка не понимаешь! — Нафисет развернулась и изо всей силы ударила Измаила.

В одно мгновение лицо Измаила исказилось звериной злобой. Он бросился, вырвал из рук Нафисет палку, хотел схватить ее, но она увернулась и убежала в другой конец комнаты. Пробегая мимо стола, она сбила свечку. Измаил в темноте налетел на ящик, скверно выругался и опять погнался за девушкой.

В этот момент со двора послышался тревожный оклик.

Измаил подбежал к двери.

— Что случилось?

— Скорее! Скорее! Они идут! Надо бежать!

— А лошадей запрягли?

— Лошадей нет дома! Скорее, скорее, идут сюда!

Голос умолк.

Измаил быстро зажег спичку и бросился к Нафисет. Некоторое время ему пришлось за ней гоняться. Когда, наконец, крепко схватив за талию одной рукой, он поволок ее к двери, во дворе раздался крик:

— Ни с места! Стрелять буду!

Вслед за тем кто-то побежал по двору. Раздались два выстрела. Послышались голоса.

— Окружить дом! Забегай с той стороны! Довлетчерий, ты вот здесь стань! — командовал кто-то. Нафисет рванулась. Измаил схватил ее и поволок к окну. Ударив ногой в раму, он выбил ее вместе со ставнем. Но от силы удара он откинулся назад и на миг ослабил руку, которой держал Нафисет. Она вырвалась и стремглав бросилась к двери, ударилась в дверь всем телом и с грохотом распахнула ее. С развевающимися волосами, путаясь в длинном подоле платья, она побежала в темноту, исступленно крича:

— Доготлук! Доготлук!

— Нафисет! — внезапно раздался около самого ее уха голос Доготлуко, и тот схватил ее за руки. Позади дома вспыхнула перестрелка. Доготлуко отвел девушку к плетню и торопливо бросил: