Дорога к счастью - [41]

Все объединились в восторженном порыве довести Халяхо до белого каления. Аплодисменты все усиливались, гармонист неистовствовал, джегуако метался по кругу и то и дело издавал боевой клич адыге:

— Уи-уи-уи-уиу! Мардж![42]

Халяхо хитровато улыбался, но еще не показывал всей силы. Но когда комсомольцы, заглушая шум толпы, начали палить в небо из револьверов, Халяхо корявым волчком понесся по кругу, выписывая ногами невероятные фигуры.

Исступленный восторг охватил всех присутствующих. Задние ряды напирали на передние, круг джегу стал тесным. Молодые, не отдавая себе отчета в том, что они делают, напирали на стариков. Те не замечали этого неуважения к старости. Казалось, само время остановилось — все мысли и все глаза были прикованы к фигуре Халяхо, который, как неуклюжий мохнатый медвежонок, неистово выплясывал в сизом пороховом дыму.

В момент наивысшего подъема, когда Халяхо и Нафисет сблизились в танце, джегуако вдруг остановил гармониста, стремглав подбежал к танцующим и, взяв их за руки, вывел на середину круга.

Зрители наконец опомнились. Напор разрядился, и люди, точно после игры в сафьян, стали оправлять на себе одежду. Всюду слышался смех и говор:

— Вот тебе и старик!

— Хоть и старик, а не пытайся состязаться с ним в танце!

— Да и девушка хитро станцевала, сумела все-таки раззадорить старика!

— На самом деле, какая чудесная девушка — эта младшая дочь Устаноковых!

Джегуако, не выпуская рук старика и девушки, обратился к присутствующим:

— Уи-уи-уиу, благословенный аул! Два ваших избранника на этом джегу стали пленниками джегуако.

— Кому дороги пленники наши, пусть не прячутся по закоулкам, руку правую пусть щедро протянут, не скупясь, дадут выкуп за пленников дорогих. Содержимое кармана дорого лишь для такого дня, как этот, — сегодня наш общий великий день, солнце свободы ярко нам светит, цена счастья, обретенного нами, сравниться может лишь с ценою жизни. В странах потусторонних, где баи еще тиранят народ, томятся в тюрьмах темных заступники народа. Добро, что полой водой потечет сегодня из щедрых рук аула в выкуп за наших пленников, мы намерены протянуть рукой братской тем узникам славным. Стариков и молодых, девиц и старух призываем в этом деле праведном всем сердцем участие принять!

Над джегу установилась торжественная тишина. Адыге привыкли к бедствиям и из тяжелой истории своего прошлого вынесли крепкий инстинкт взаимопомощи в беде. Слова джегуако как нельзя лучше увязали борьбу мирового пролетариата с их понятиями о тяжести борьбы с угнетателями. Они теперь не только понимали, но и ярко представляли себе, как там нуждаются в их помощи.

И вдруг враждебный голос нарушил торжественное безмолвие джегу.

— Что это вы над аулом вздумали насмехаться? Ну, старик — ладно, но неужто кроме девчонки, старшая сестра которой присутствует здесь, не найти в ауле достойных девиц? — прогорланил Хаджирет Шумытль.

Из небольшой компании, группировавшейся возле Хаджирета, послышались выкрики:

— Комсомольцы и джегуако сговорились и джегу превращают в балаган!

Комсомольцы начали отвечать на эти выкрики. Над джегу поднялся такой шум, что трудно уже было разобрать отдельные слова.

Мхамет стоял, стискивая рукоять кинжала, готовый ринуться туда, где его друзьям будет угрожать опасность.

Неподалеку от него спорили двое:

— Прошли те времена, когда вы могли покупать для своих девиц первенство на джегу!

— Нет, аул не допустит надругательства на собой!

— Кто это аул? Не вы ли? Сколько вас всего дворов?

— Ну вы скоро узнаете, чего хочет аул и что мы значим в ауле!

— Ну не-ет, довольно, теперь-то вы не пойдете против всего аула.

— Подумаешь, осчастливили аул: выбрали желторотую девчонку с головой, словно стручок красного перца!

— А разве ты не знаешь, что волки боятся красного цвета? Боязнь красного цвета издавна водится у вашей породы.

Спор все более раскалялся. Доготлуко, выйдя вперед, простер руку и, когда шум немного утих, спокойно и строго спросил, обращаясь к Хаджирету:

— Что тебе не нравится здесь?

— Не нравится, что вы джегу превратили в надругательство над аулом. Виданное ли дело, чтобы на джегу, вопреки обычаю, возвеличивали девчонку, на губах которой не обсохло молоко, да еще в присутствии старшей сестры!

— Нет, ты лучше скажи открыто. Мы знаем, о каких обычаях ты тоскуешь. Тебе было хорошо, когда ты, надувшись, как индюк, гордо стоял впереди и аула не видно было за твоей спиной. Ну что же, надевай траурное одеяние и затворяйся в своем доме — твоих обычаев больше не будет. По нашим обычаям честь и первенство принадлежат не тому, кто родом знатен или имуществом богат, а тому, кто трудом и разумом достоин этого.

— Правда не в том, что ты скажешь, а в том, что скажет аул! — выкрикнул кто-то из-за спины Хаджирета.

— А мы сейчас спросим! — сказал Доготлуко и, подняв голову, громко крикнул:

— Аул, находите ли вы неправильным порядок сегодняшнего джегу?

На минуту говор вновь вскипел над толпой. Послышались выкрики: «Правильно!» — «Чего это вы затеяли разговор с этими тыквоголовыми?»

Тут выступил вперед Исхак.

— Старик, которого пленил джегуако, — важно и рассудительно сказал он, — один из тех стариков, которые пользуются наибольшим доверием. И девушка в сегодняшнем большом деле превзошла достоинством других аульских девиц. Эти мудрые письмена, которые так красиво вычерчены и сверкают перед взором всего аула, написаны ее рукой. Такое мастерство мы впервые видим среди наших аульских девиц. А то, что старшая сестра присутствует здесь, — это пусть не будет помехой. И в старину такое случалось, что известные своим умом и достоинствами девицы отдавали на определенный срок старшинство младшей сестре. Значит, ничего предосудительного здесь не произошло и обычаев мы не нарушили.