Дорога к счастью - [26]

На следующее утро, встретившись со стариком, Биболэт удивился какой-то особой значительности в выражении его лица. Халяхо, казалось, вырос на целую голову. По всему было видно, что своему свиданию с Калининым Халяхо придавал величайшее значение. Он рассказывал об этом свидании задумчиво и очень подробно:

— Михаил Иванович правильно говорит. Когда я изложил дело о нашей земельной тяжбе, он сказал так: «Если у вашего аула недостаток земли, можно прирезать вам земли от соседей, имеющих излишки. Если же у вашего аула есть излишек земли, в которой ощущает нужду соседний хутор, то не зазорно будет вам помочь хутору. Но скоро начнутся землеустроительные работы, тогда разрешатся все ваши споры. А так никто не имеет права насильно отнимать вашей земли. Объясни все это своим аульчанам и пусть поладят с хутором, не поддаваясь кулацким провокациям. Мы напишем вашему облисполкому, чтобы он разрешил этот вопрос». Вот что сказал мне Калинин о нашем земельном деле.

Весь этот день Халяхо находился под впечатлением своего разговора с Калининым. Был необычно задумчив и время от времени вдруг вспоминал новые подробности разговора с Михаилом Ивановичем.

Вечером Биболэт и Халяхо, усталые после продолжительного хождения по городу, сели отдохнуть в скверике на площади Свердлова. Халяхо помолчал некоторое время, огладил рукой бороду и лицо и произнес как-то особенно серьезно:

— Валлахи, умный старик! Говорит: «Не поддавайтесь кулацкой провокации…» Он знает все, что творится в каждом уголке страны. А мы, бедные глупцы, деремся с хуторянами из-за пустующих земель, на которых выгуливаются табуны Бехуковых и Аликовых. Бехуковы и Аликовы и натравливают нас на хуторян.

Халяхо привычно поглядел на небо, но не увидел звезд: над крышами домов висело красноватое туманное зарево. Площадь, с несущимися огнями автомобильных фар, со светлыми нимбами вокруг фонарей, показалась ему, наверное, сказочным царством, и он оторопело умолк. В молчании прошло несколько минут. Халяхо справился со своим волнением и заговорил опять:

— Е-е, Биболэт, если бы ты знал, что вытворяет компания Бехуковых в нашем ауле! Сколько у них подлости, сколько коварства!.. Они много лет пили из нас кровь, а теперь, когда мы начали освобождаться от них, совсем обезумели… Но кто хорошо расправился с Хаджи Бехуковым, так это — Иван. Ты, наверное, помнишь их батрака Ивана? Человека более выносливого я и не видывал. Можно сказать, что имущество Хаджи накоплено Иваном. Но его, бедного, ни разу досыта не накормил Хаджи. Доготлуко и комсомольцы взяли Ивана под защиту и надоумили его подать в суд. Суд присудил Ивану тысячу рублей. Ох, как взбесился Хаджи, как он выл!.. А тут еще суд по делу Амдехан! Вся несправедливость и бесчеловечность этой шайки была разоблачена перед всем аулом. Мы уже думали, что их посадят и избавят, наконец, от них аул. Но нет, общественный выговор объявили, а их разве доймешь этим? А когда меня выбрали на съезд, Хаджи Бехуков и его компания позеленели от ярости. Они всех своих сторонников подняли, чтобы своего выбрать. Но аул уже не тот теперь, и Бехуков с треском провалился. Тут сильно постарался Доготлуко, он прямой и справедливый парень, — дай ему, аллах, долгой жизни! — вступился за меня.

Биболэт воспользовался паузой в многоречивом рассказе старика и решился задать вопрос:

— Халяхо, у вас в ауле была одна девочка, которая очень хотела учиться. Ее зовут Нафисет, она дочь Устаноковых, кажется. Что скажешь о ней? Иль, может быть, ты ее не знаешь?

— Как же не знать Нафисет! — живо ответил старик. — Она внучка старого моего друга — Устаноко Карбеча. Она, можно сказать, на моих руках выросла. Отличная девица! Если бы ей дали поучиться, аллахом клянусь, она не уступила бы здешним образованным женщинам. Но беда в том, что родители, по глупости, не пускают ее учиться.

Халяхо шумно вздохнул и прибавил:

— Е-е, Биболэт, трудно нас, темных людей, своротить с привычной борозды!

— Однако, Халяхо, ты довольно быстро свернул со старой борозды… — засмеялся Биболэт.

— А что во мне одном толку? — проговорил Халяхо. — Своротить надо всех, вот в чем дело!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Получилось так, что взрослые в семье Устаноковых, как бы по уговору, распределили меж собою детей. Сам Багадир Устаноков, отец семьи, всю доступную ему нежность отдал единственному сынку, младшему из детей — Ахмеду, на которого возлагал надежды на подмогу в старости и на поддержание рода. Будущность дочерей заботила его мало, и он говорил, что «дочь — это чужая скотина в базу».

Мать, Хымсад, из-за такой холодности к дочерям уподобляла их сиротам и стойко защищала. С особенной нежностью относилась она к старшей дочери — Куляц. Кто может указать сокровенные источники материнской любви? Куляц была хрупка, изящна, и можно было подумать, что сама судьба предназначила ее для нежной любви и той холеной жизни, которая всю жизнь оставалась недосягаемой для Хымсад. Лелея тайную мечту приготовить Куляц именно к такой жизни, мать сосредоточила на старшей дочери всю свою нежность. Устраняла, насколько могла, от черной домашней работы, больше заботилась о ее нарядах и тайным, полным любви взглядом провожала дочь, когда та с двумя темными косами, закинутыми за спину, по-кошачьи мягко ступала по большой сакле.