Долина павших - [99]

Кортесы решают, что королевское семейство должно перебраться в Севилью, и самораспускаются, дабы исполнительная власть сосредоточила все свои усилия на военных действиях. Едва Кортесы закрываются, король Фернандо совершает новый государственный переворот и неожиданно королевским декретом 19 февраля 1823 года заменяет все правительство. Страх придает ему дерзости, и Желанный совершает этот насильственный акт, который тотчас же проваливается. Любой ценою король хочет остаться в Мадриде и ждать войска герцога Ангулемского, которые, как он полагает, принесут ему свободу. Едва декрет обнародуется, разъяренная толпа осаждает дворец. Избивают слуг, бьют зеркала и окна, крушат мебель, срывают гардины. Инвалиды войны за независимость размахивают веревками и кричат, что вздернут на них Желанного. Намеренно помедлив, наконец вмешивается Национальная милиция, и после долгих переговоров толпа расходится. 10 марта ранним утром сопровождаемые одним отрядом милисиано, монархи с семьей отбывают в Севилью. Французы вступают в Мадрид, толпы народа встречают их почти так же, как некогда встречали Риего и самого Желанного, возвращавшегося из Аранхуэса и из изгнания. Изображения Желанного водружали тогда на алтарях церквей, и верующие молились ему, словно сыну божьему. В Севилье на святую неделю монарх участвует в церковных процессиях. На людях он выказывает великую набожность, которая вовсе не соответствует его истинным чувствам. И одновременно вместе с крупными андалусскими землевладельцами готовит мятеж, чтобы поднять крестьян, которые под водительством офицеров Королевской гвардии восстановят абсолютную власть короля. Однако заговор раскрывают, а сто тысяч сыновей святого Людовика уже вступили в Деспеньяперрос, и Кортесы решают, что королевской чете следует бежать в Кадис. На подступах к Кадису — укрепленная бухта Трокадеро, войти в город можно лишь через перешеек, и он готов упорно защищаться. Желанный боится, что, уйдя из Севильи, попадет в тюрьму, а то и вовсе расстанется с жизнью, и отказывается уезжать.

Срочно собираются кортесы, объявляют несостоятельность короля в деле управления государством и передают его полномочия Регентскому совету. Юридические мотивы для низложения Фернандо скороспелы и так же неправомерны, как почти все обычно приводимые в истории доказательства. Монарх, предпочитающий добровольно сдаться захватчикам, вместо того чтобы бежать или сопротивляться, — предатель либо сумасшедший. Никто не подвергает сомнению этические и патриотические принципы Его величества, а следовательно, налицо умственная несостоятельность. Как только не издеваются над Желанным и его семейством, пока они едут в Кадис. Их заставляют целовать окошки собственной кареты, выставлять себя, точно звери в клетке, напоказ разъяренным толпам крестьян. Тем самым толпам жнецов, коровников и сборщиков оливок, рабам вековечного голода, которые, удайся мятеж и приведи Фернандо к победному завершению севильский заговор, вопили бы «Да здравствует абсолютный король!» Какой-то человек повисает на дверце кареты и, грозя монарху кулаком, кричит: «Теперь ты никто! Не царствовать тебе больше!» Он глубоко ошибается, ибо конституционный режим приведет не к республике, что не менее ошибочно предсказывал Риего, а к жесточайшему деспотизму — по вине и воле Желанного, и никого иного. Освобожденный французами, которые наступают на Кадис и без особых усилий берут Трокадеро, Фернандо высаживается в Пуэрто-де-Санта-Мария. С улыбкой глядит он на толпу, славящую абсолютную власть короля, ту самую толпу, что совсем недавно требовала вырвать ему глаза и выпустить кишки. Герцог Ангулемский, питающий к Желанному презрение, почти равное отвращению, которое он испытывает по отношению к Испании вообще, нехотя приказывает воздать королю почести. «Что делать, дорогой герцог, разве не говорили, что он сумасшедший?»

А потом начинаются казни. Риего казнят на Ячменном рынке в Мадриде после публичного надругательства, покрывшего позором режим. Народ кричит: «Да здравствует инквизиция!», а Желанный, узнав о казни Риего, восклицает: «Слава Риего, слава матери, родившей такого сына!» Герцог Ангулемский покидает Мадрид с чувством омерзения. Священный союз в ужасе, а Людовик XVIII пишет Фернандо VII гневное письмо: «Un despotisme aveugle, loin d’accroître le pouvoir des Rois, i’affaiblit; car si leur puissance ne connaît point de règles, s’ils ne respectent aucune loi, ils succombent bientôt sons le poids de leurs caprices»[126]. Желанный улыбается и пожимает плечами. Никто не имеет права учить его, как следует править. Абсолютисты рыщут по селениям, истребляя иноверцев всех до четвертого колена. И снова чернь обожает короля, приветствуя его появление, как в те дни, когда он возвращался из Валансе, и сам он чувствует, что это быдло ему ближе, чем все короли мира. Запахнувшись в полосатый халат, дымя сигарой, он снова дает публичные аудиенции нищим. Один из просителей жалуется, что коррехидор отнял у него место водоноса на площади Орьенте, и король приказывает вернуть тому место, а над краном повесить вывеску: «Здесь продается вода по указу Короля».