Долина павших - [101]

Три месяца спустя, 29 сентября, Желанный, отобедав, ничком падает на стол. Приборы и посуда сыплются на пол, звенят, разбиваются вдребезги. Цепенеющей рукой он хватается за скатерть. Королева с визгом выскакивает из-за стола, дворецкий с трапезничим бросаются на помощь королю. Глаза у него широко раскрыты, удивленная улыбка кривит рот, перечеркнутый ниточкой алой крови. Фернандо VII, Желанный, преставился.

21 ноября 1975 года

Через далекое озерцо, где, должно быть, застыли воды времени, он услышал, как кто-то повел пальцем по стеклу. Он закрыл глаза и увидел скованное льдом озеро, а по льду бежит стадо белых медведей с розовыми глазами, бежит, напуганное этим звуком, который становится все резче и визгливей, закручиваясь, точно спираль. И хотя усталость одолевала Сандро, ему захотелось крикнуть им, что лед времени вот-вот лопнет, точно слюда, от этого пронзительного визга. А подо льдом, наверное, — ничего, бесконечное и абсолютное ничто, где — ни рыб, ни звезд, ни водорослей, ни чудовищ, ничто, и оно проглотит охваченных ужасом медведей, будто их никогда не было. Внезапно в глазах стало совсем темно, звук терзаемого стекла стих, зазвенела бьющаяся посуда, загремели по полу ножи и вилки, а потом наступила тишина. В неожиданно разлившемся, почти вызывающем покое он услышал голос, который уже научился узнавать в снах.

«Спи как тебе нравится и возвращайся в Бордо, когда тебе вздумается. А я-то мечтал, что ты состаришься и умрешь здесь, и я устрою тебе похороны, достойные Апеллеса. Твое тело выставили бы на Пуэрта-де-Алькала, а королевские алебардщики и конница несли бы почетный караул. До самой Вентас-дель-Эспириту-Санто стояли бы люди в очереди ночами, чтобы посмотреть на тебя, усопшего. Чернь одинаково сбегается на казни и на погребения. И то и другое для нее — зрелище, цирк».

Где-то, может быть у Арсадуна и Сабалы, Сандро прочитал, что, когда Желанный после войны возвратился в Мадрид, во дворце Орьенте не осталось даже пауков. Убегая, захватчики все прихватили с собой. А может, он и не читал этого у Арсадуна и Сабалы, подумалось ему вдруг. Скорее всего, узнал об этом более простым, хотя и невероятным образом. Как бы то ни было, рассуждал он дальше, дворец, где не осталось даже пауков, — неподходящее место, чтобы выставлять тело Гойи, возвратившегося из Бордо. Лучше выставить его на Пуэрта-де-Алькала, неподалеку от старой арены для боя быков, где Бородач расправился с Пеле-Ильо. «Цирк. Не увижу я больше цирка на рю-дю-Манеж, куда водил Росарито, чтобы отвлечься от самого себя, глядя на гимнастов, на миг повисающих вдруг между небом и адом, который мы называем землею. Звери там становились смешными и забавными, и люди играли с хищными зверями, словно в земном саду наслаждений», — не умолкал внутри голос, который Сандро считал своим.

Он уже привык к нему, как к звуку собственных шагов. Лет пять назад Сандро познакомился в Принстоне с Джулианом Джейнсом, который рассказал о своей книге — он над ней много лет работал и исследовал истоки внутреннего мира человека. По мнению Джейнса, человеческий род разработал язык за сто тысяч лет до рождества Христова. Но сознание и разум были открыты им всего лишь за тысячу лет до новой эры. А в промежутке люди руководствовались магическими и мистическими голосами, которые подавали им знаки, просачиваясь из правого полушария головного мозга, как это происходит у параноиков. Между вторым и первым тысячелетием до новой эры в результате обширных миграций и распространения письменного слова возникли общества слишком сложные, чтобы ими могли управлять оракулы и провидцы. Человек научился сосредотачиваться в себе и обнаружил в себе сознание. Сандро напомнил тогда Джейнсу — а тот поспешно записал — мысль Ортеги о том, что за четыре века до нашей эры Сократ обнаружил разум на афинских площадях, хотя предшественники Сократа и пользовались им задолго до того, не подчиняя, однако, ему всего многообразия жизни. Потом он добавил, что владычество этих священных и необъяснимых голосов доказывает их значение, ибо они просуществовали почти сто тысяч лет. «Perhaps it would not be a bad idea to go back to it and to undo what we have done in three millenia». («Возможно, не так уж глупо было бы снова вернуться к ним и перечеркнуть всю нашу практику последних трех тысячелетий».) Джулиан Джейнс улыбнулся и пожал плечами. «Таким образом, дорогой Васари, вы перечеркиваете всю мою книгу». — «Нет, просто я предлагаю вам написать новую, с совершенно противоположной идеей».

Теперь, сидя с закрытыми глазами у себя в кабинете, а вернее — в кабинете Р., где Марина смотрела телевизор, выключив звук, Сандро подумал, что чужой голос, который он столько раз чувствовал внутри, в конце концов превратился в его собственный. «Кем бы я ни был — черновиком Р. или человеком из плоти и крови с трезвым умом и ясной памятью, — я еще и тот, кто во мне говорит и мучительно умирает. Тот, кто там, во мне, тоже слышит других, говорящих в нем и пробивающихся к его сознанию».

На телевизионном экране был вечер, и вечер этот был в Мадриде. Франко уже умер, и останки перевезли из резиденции Пардо во дворец Орьенте. Там тело выставили в Колонном зале, как сообщил комментатор, на катафалке Марии-де-лас-Мерседес, первой супруги Альфонсо XII. Колонный зал со светильниками времен Исабели II, фресками Коррадо Джиакинто