Долина павших - [61]

На понедельник 11 марта 1801 года назначается большая коррида на арене Пуэрта-де-Алькала. На утро — восемь быков из Хихона и Брисеньо, и на вторую половину дня — еще восемь из стада Хосе Габриэля Родригеса, из Пеньаранда-де-Бракамонте, для Пепе-Ильо, Хосе Ромеро и Антонио дела Сантоса. Пепе-Ильо уже давно отказался от своих предубеждений в отношении кастильских быков. Теперь он, как в прежние времена Педро Ромеро, берется работать с любыми быками, которые выпасались в поле. Накануне корриды Пепе-Ильо верхом отправляется в Арройо Аброньигаль посмотреть на закупленных быков. Ему приглянулся статями один темно-рыжий, с торчащими в стороны рогами, из Пеньаранда-де-Бракамонте, по кличке Бородач. Он отбирает его для себя, и никто не осмеливается ему возразить.

На корриду приходит королевская чета и приходит Гойя, который, оглохнув, в этом новом для него уродливом безмолвии боя выделяет и зарисовывает все возможные лансе. Утром Пепе-Ильо падает, сбитый быком, и получает царапины и ушибы. А во второй половине дня, не оправившись еще после падения, он встречается с этим огромным быком, которого сам выбрал, собираясь блеснуть. Бородач выходит седьмым, и, увидев его, Пепе-Ильо, должно быть, понимает, что просчитался и не угадал его нрава. Бык принимает три удара пикой, каждый раз не решаясь напасть, и три пары бандерилий; он оказывается трусливым, опасно разящим и коварным. Приходит пора убивать его, и Пепе-Ильо делает два пасе натураль[86] и один пасе де печо[87], и тут бык опрокидывает его, угрожая припереть к барьеру. Пепе-Ильо наносит замершему быку удар шпагой, и шпага до половины уходит ему в левый бок. Бородач подцепляет матадора за складку штанов и, перебросив через себя, швыряет на арену. Падение оглушает матадора, а животное, воспользовавшись этим, погружает левый рог ему в живот, прямо в желудок. Именно этот момент запечатлевает Гойя в 33-й гравюре из серии «Тавромахия»: трагический миг, когда боль возвращает Пепе-Ильо сознание, и он умирает в страшных мучениях, вцепившись руками в другой рог. Потом Бородач поднимает его на рог и, по свидетельству Хосе де Тиксера, целую минуту трясет и раскачивает в воздухе. Вскрытие показало, что вследствие страшной раны была рассечена ободочная кишка, желудок, печень и правое легкое. Большая доля печени целиком перемещается в грудную полость, в довершение сломаны несколько позвонков и ребер. Вскрытие засвидетельствовало мгновенную смерть, однако, согласно некоторым менее реалистическим и более благочестивым версиям, Пепе-Ильо, собрав последние силы, прожил еще четверть часа и принял святые дары. Пикадор Хуан Лопес запаздывает с ките; однако он успевает, сидя на коне, поразить быка пикой. Хосе Ромеро двумя ударами приканчивает Бородача.

Дон Мануэль Годой находится в то время в Португалии, где приводит к славному завершению печальной памяти «апельсиновую войну». Его возлюбленная, королева, шлет ему из Аранхуэса письмо, в котором рассказывает о том, что случилось с Пепе-Ильо. «Он умер от удара рогом прямо на арене, так что его не успели даже соборовать. Бык напал на него в тот момент, когда он собирался ударить шпагой, разворотил ему грудную клетку, пропорол желудок до самой печени, разорвал посередке кишки и сломал с одной стороны четыре ребра, а с другой шесть, выпустил из него всю кровь, поднял на рога и держал. Многие ушли с площади, и я, друг мой Мануэль, тоже, не охотница я до коррид. Что-то теперь будет?»

7–8 ноября 1975 года

«В 15 часов 30 минут ввиду усилившегося желудочного кровотечения, о котором упоминалось в предыдущем сообщении, и в силу неэффективности применявшегося консервативного лечения было решено произвести еще одно хирургическое вмешательство. С этой целью Его превосходительство Главу государства транспортировали в клинику „Ла-Пас“, где он был немедленно оперирован профессором Идальго Уэртой при участии врачей Серрано Мартинеса Карреро и Артеро Гирао и ассистентов Паулы Семинарио и Саграрио Парильи. В бригаду анастезиологов и реаниматоров входили врачи Льаурадо, Мариа Пас Санчес и Франсиско Фернандес. Наблюдение за сердечно-дыхательной деятельностью во время операции было возложено на врачей Виталь Асу, Сеньора, Мингеса и Пальму. Во время чревосечения в желудке были обнаружены новые множественные, обильно кровоточившие язвенные образования. В связи с этим были произведены иссечения. Операция, длившаяся четыре часа, потребовала переливания пяти литров шестисот кубических миллиметров крови. Операция прошла благополучно. К моменту выхода данного бюллетеня, в 21.00, все основные показатели находились в пределах нормы. Дальнейшие прогнозы крайне тяжелые. Завтра в девять утра будет передан очередной медицинский бюллетень».

«Если путь на Берлин откроется перед врагом, то не одна дивизия, а миллион испанских добровольцев предложат свои услуги», — вспомнил Сандро слова Франко, произнесенные в январе 1942 года. А двумя годами раньше генералиссимус предложил два миллиона солдат для выполнения «миссии в отношении Гибралтара» и затем — чтобы расширить испанское присутствие в Африке. Сандро тогда припомнил одного из персонажей Хаксли, неизвестного Марине, который утверждал, что смерть — единственная абсолютная ценность, еще не испорченная людьми, несмотря на все их усилия обесценить ее. Он спросил себя вслух, могут ли эти миллионы штыков, грозно щетинящиеся теперь у дверей клиники «Ла-Пас», преградить путь подкрадывающейся смерти, потребовать у нее удостоверения личности. В конце концов, с штыками что угодно возможно, кроме одного: сесть на них. Здорово в свое время заметил это Шарль Морис Талейран-Перигор, мастер в искусстве политического выживания. И Сандро пустился в рассуждения о других штыках, о штыках из картины «Расстрел в ночь со 2 на 3 мая 1808 года». Он сравнил их с рогами того смертоносного быка, которого нарисовал Гойя («того самого, которого ты не хочешь увидеть, боясь, что, увидев, ослепнешь»), и с рогами другого гойевского быка, который нападает на белую лошадь с пикадором. И кончил тем, что изображенную на холсте бойню приравнял к корриде, где многоголовый минотавр уничтожает стада людей. Марина слушала его вполуха, не вникая особенно и почти не веря в реальность происходящего. Вот уже десять дней Сандро не брал в рот спиртного, а за едой пил только ледяную воду. И тем не менее говорил он сейчас с ошеломляющей торопливостью, как говорят в состоянии опьянения, спешил à bout de souffle