Долина павших - [60]

Нестор Лухан, как никто другой, постиг смысл и социальную глубину славы, выпавшей на долю Пепе-Ильо. Впервые и в результате непрекращающегося соперничества Пепе-Ильо с Педро Ромеро любители боя быков четко разбиваются на два лагеря. Безрассудство и артистичность несколько поверхностной манеры Пепе-Ильо сделали его идолом широкой публики и даже аристократии. Одержимо мечтающий о славе, он в глазах публики становится тореро номер один. Если корриды с его участием устраиваются в будние дни, люди бросают работу. Если в воскресные — то никто не работает до вторника, все только и делают, что обсуждают виденное. На площади для боя быков простой люд и высокородные сеньоры вместе падают на колени и обнажают головы при появлении короля, а потом также единодушно устраивают бурные овации Пепе-Ильо. «Испанцы добры, миролюбивы и восторженны», — делает вывод прусский министр, на языке путешественников сообщая своему двору об этих обычаях. И если простой народ цивилизуется с неохотой, то образованная знать, можно сказать, с превеликой охотой опускается на самое дно низменных страстей. К вящей известности Пепе-Ильо, он подхватывает жаргон предместий и разносит по салонам, в которых его принимают. А между тем Педро Ромеро, равнодушный к славе и аплодисментам, продолжает совершенствовать свое искусство, за которым неотрывно следит меньшинство — истинные ценители. И когда в конце концов он уйдет с арены, устав от многоликой толпы и от своего ни на минуту не прекращавшегося поединка с Пепе-Ильо, он успеет внести в искусство боя быков совершенно четкую и осмысленную эстетику, которая даст основание корриде стать самым изощренным из зрелищ.

Когда сошли Костильярес и Педро Ромеро, Пепе-Ильо орался единовластным хозяином арены.

Год за годом он приближался к своему пятидесятилетию, и силы его убывали, а раны множились. Он изобретает лансе по-арагонски и капео де эспалдас[84], совершенствует рекортес — уходы и увертывания — способы отвлечения быка плащом, развернутым, сложенным и перекинутым через руку. Тринадцать раз его считали мертвым, когда на руках, окровавленного, уносили с арены. И тем не менее на вопрос, не собирается ли он оставить свое ремесло, он отвечает с улыбкой: «Я уйду отсюда только с собственными кишками в кулаке». В 1796 году, за пять лет до исполнения этого обещания, он публикует в Кадисе книгу «Тавромахия, или Искусство боя быков». Книгу ему написал друг Хосе де ла Тиксера, так что Пепе-Ильо оставалось только поставить свою подпись. Однако многие ее страницы, похоже, были продиктованы самим матадором или записаны за ним слово в слово. Главный совет, который он дает начинающим тореро, заключается в трехкратном повторении одного и того же требования: отвага, отвага и еще раз отвага.

Однако за этой безудержной и безрассудной отвагой публика угадывает темный страх, в котором, возможно, и сам Пепе-Ильо не отдает себе отчета. Выступая в Севилье, он всегда на коленях просит благословения у отца, бывшего виноторговца из Банда-Мориска. А потом долго перед алтарем замаливает дурные приметы и просит удачи. Печальная сегидилья словно предвидит его трагическую участь: «Грусть мне сдавила сердце, когда я увидел Ильо, упавшего на колени в часовне на Баратильо». Пепе-Ильо не слишком надеялся на сочувствие. Он знал, как жестока может быть публика, чьи аплодисменты полагал главной целью своей жизни. Он видел, как она насмешками и палками выгоняла обратно, на середину, старых тореро, когда они для передышки убегали в запасной ход или прятались за барьером. Когда угодно, в любой момент и на любой арене, о которых он не желает думать, мог и его настигнуть тот же унизительный конец. И все-таки он отказывается уйти от судьбы, как это сделал Педро Ромеро. И не раз говорил об этом. Он уйдет с арены, только зажав в кулаке собственные кишки.

А пока он направо и налево сорит деньгами и без устали меняет женщин. Петушиные бои, шумные пиры, гулянки, рестораны, публичные дома. Необразованный и невзрачный, но хвастливый и острый на язык, отважный надменной отвагой самоубийцы, он завоевывает и продажных женщин, и дам самых чистых кровей. С той самой корриды по случаю коронации, когда Педро Ромеро отнес его, раненого, герцогине Осуне, люди стали биться об заклад, в чью ложу, к ногам какой знатной дамы положат его, окровавленного, в следующий раз. Часть своего состояния от тратит на покупку усадеб и особняков в самой Севилье. В Севилье у него две тертулии[85], одна — на улице Гальегос, другая — на берегу Томареса, напротив Королевских складов. Полагают, одно время он чуть было не соблазнился и не бросил арену ради мирной жизни там, откуда он вышел и где теперь стал всеми признанным властелином. Однако же миф о нем подгоняет его и вынуждает жить на потребу толпе, полагаться на милость случая. Однажды на корриде в Калатайуде у него на глазах бык перескакивает через барьер в первые ряды, заполненные народом. Власти, напуганные, как и простой люд, не знают, что делать. Пепе-Ильо хватает шпагу, вскакивает на принадлежащего пикадору коня и кидается к быку. Он подскакивает и, выждав момент, когда тот бросится на него, одним ударом закалывает быка.