Дочь - [25]
Я издавал книги пятнадцать лет, и мой энтузиазм, честно говоря, уменьшился. То ли издательство должно работать по-другому, то ли я должен заняться чем-то другим. Это-то я понял, но не знал пока, что надо поменять.
Моя коробка с книгами не пролезала в крутящуюся входную дверь «Континенталя», гостиницы для туристов, давно потерявшей былой лоск, где я собирался остановиться.
Унылый привратник отворил моей огромной коробке и мне дверь для инвалидов. И я увидел потертые ковры на полу, следы от потушенных окурков на стенах и потолке. Из ресторана несло прогорклым маслом; настроение испортилось окончательно, и я с отвращением вспомнил, как с радостным возбуждением зарезервировал здесь же комнату для Норы. Араб-лифтер, пыхтя, втащил коробку в лифт, и я последовал за ним.
Конечно, я собирался издавать великую литературу — редкостные находки, сокровища. Никакого легкого чтения, только мастерские работы вроде «Над пропастью во ржи», на которых лишь случайно можно заработать большие деньги. Культовые книги.
Так я думал, когда открыл, сразу после университета, маленькое издательство. Папа дал мне — это был широкий жест — начальный капитал. Наследство тети Юдит, которое я с трепетом принял. Но деньги оказалась слишком серьезным испытанием для моих расплывчатых планов.
Всего через год я вынужден был пойти работать в ресторан, чтобы рассчитаться с долгами. Времени на поддержку моего умирающего предприятия почти не оставалось. Мои собственные писательские планы пришлось отложить до лучших времен. Рассказ о том, как загнулось мое предприятие, оказался грустным и коротким. Все имущество маленького издательства — восемь тысяч роскошных томов, авторами которых были двое по сей день никому не известных фламандцев и один юный ниспровергатель основ из Фехеля, — выбросили на помойку.
Не ставя в известность родных, я попытался устроиться в довольно крупное издательство, и меня сразу приняли на работу. Успех тем более приятный, что конкуренция была в ту пору велика: едва ли не каждый хотел стать редактором.
Только через три года я решился сказать папе, что издательства у меня больше нет. К тому времени я успел дослужиться до главного редактора, так что мне, собственно, нечего было стыдиться, хотя совсем избавиться от ощущения провала так и не удалось.
А через шесть лет меня неожиданно назначили на место того самого человека, который когда-то, молодым, многообещающим директором, принимал меня на работу. Он сказал, что собирается начать свое дело.
Объяснение, как я быстро понял, служило прикрытием его собственных неудач. Он управлял издательством на грани фола и избежал краха лишь потому, что мы были частью огромного концерна с солидным капиталом.
Так в тридцать четыре года я оказался руководителем довольно крупного издательства, с трудом державшегося на плаву. С управлением у нас тоже не все было в порядке: несмотря на помощь «материнского» концерна (а может быть, именно из-за нее), это оказалось довольно сложным делом.
Теперь тетя Юдит могла бы быть мною довольна: я все очень удачно реорганизовал, а главное, в первые годы мне безумно везло с дебютантами. По крайней мере, восьмерых удалось продать тиражами, превышавшими двадцать тысяч экземпляров, что помогло издательству, имевшему представительный список ранее опубликованных авторов, приобрести солидную репутацию, хотя по-настоящему процветающим я бы его не назвал.
Прошло еще шесть лет, и список дебютантов сильно сократился. Конкуренция была слишком велика. Мне все чаще казалось, что весь мир пишет книги и немедленно их издает. Нужно было срочно выдумать что-то новенькое.
В ту осень у нас был только один козырь: дебют Норы Вебер. Ее книга выплыла неожиданно, из-под вороха пришедшей по почте школярской прозы.
Я сам помог Норе ее отредактировать. Сперва она не желала соглашаться ни с одним советом. Лишняя точка, запятая, вычеркнутая строка — любая мелочь была победой, Нора сопротивлялась всему. Впрочем, сама она — может быть, именно поэтому — мне очень нравилась.
Книга ее рассказывала о дружбе между двумя женщинами, возникшей благодаря какой-то старой истории. Называлась она — «Песок». «Необычная книга, которая непременно понравится женщинам», — было написано в нашей рекламе.
Я по-настоящему верил в эту книгу Мне и самому интересно было читать о женщинах, а страницы, где Норины персонажи ссорились, были написаны весьма изощренно. Я перечитывал их много раз, и не столько по причинам профессиональным, сколько потому, что одна из героинь напомнила мне Сабину — с ее подозрительностью, гипертрофированной чувствительностью, одержимостью проблемами добра и зла. А еще эта книга напомнила мне об отношениях между мамой и тетей Юдит, потому что в ней описывалась дружба между еврейкой и нееврейкой.
В Голландии книга Норы вызвала, к моему огорчению, неоднородную реакцию, но зато выиграла литературную премию и удивительно хорошо продалась. Теперь я собирался представить ее остальному миру. Одна мысль о том, что мы можем столкнуться с непониманием, приводила меня в бешенство.
Наверное, я уже не считал больше, что должен издавать только книги вроде «Над пропастью во ржи», но все-таки в отношении большинства изданий исполнял, как и раньше, роль миссионера. Я по-прежнему был убежден, что хорошая литература не должна оставаться незамеченной. Хотя и понимал, что в последние годы стал путать понятие «хорошая» с «коммерчески успешная».
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.