Добравшись до дома, он с важностью сообщил, что носил Дочь Урагана в деревню, расположенную в нескольких милях отсюда вдоль побережья, в гости к вождю. Таков был его долг согласно племенным законам.
Понимая, как важно уважать туземные обычаи, отец сказал, что сам он высоко ценит честь, которую оказали его дочери, представив ее вождю; но марама (госпожа) недавно на островах, и фиджийские обычаи ей непривычны. Она не хочет разлучаться со своим ребенком на долгое время; поэтому в будущем не следует предпринимать длительных прогулок без ее ведома.
Н’Гардо был в ужасе от того, что причинил мараме неприятность. Он обещал предупреждать ее всякий раз, как будет брать Дитя Урагана на прогулку. Скоро мама стала доверять Н’Гардо и полагалась на него так же, как и отец.
В склоне холма был вырублен длинный ряд ступеней, которые вели от нашего дома к городку и морю. С тех пор как я научилась ходить, пожалуй, высшим наслаждением для меня было добраться до этих ступеней и как можно быстрее сбежать вниз.
— Скорее, Н’Гардо! — звала мама. — Катти опять на ступеньках.
Н’Гардо спешил за мной, подхватывал меня, если я падала, или ликовал вместе со мной, если я благополучно добиралась до берега. Потом он сажал меня на плечо и карабкался наверх, смеясь и крича маме, что ей нечего беспокоиться.
— У Дитя Урагана ножки цепкие, как у птички, и бегает она быстрее ветра, — говорил он.
Еще не умея толком разговаривать по-английски, я уже болтала на фиджи и пела песни, которым выучил меня Н’Гардо. Отец был изумлен, обнаружив, что я изъясняюсь на языке касты вождей, а не на том диалекте, на котором говорят наши слуги. Откуда я научилась наречию вождей, было для него тайной, хотя, вероятно, тут не обошлось без Н’Гардо.
Гораздо меньше радовало отца то, что заодно я усвоила и туземные суеверия, что я знаю про гору в центре острова, На Кауварду, где в тумане и полумраке, среди расщелин обитают древние боги, что я боюсь темноты и драуникау — злых духов, которых боги могут вселить в людей и в разные предметы.
Ведь то было время возрождения «на туки» — фанатического религиозного учения, которое сулило своим сторонникам «вечную юность, здоровье и изобилие всех благ, каких только может желать человек».
В 1884 году отец писал в мельбурнском «Аргусе»: «Формально к настоящему времени все население приняло христианство, но большинство обращенных не пошло дальше отказа от языческих обрядов и обязательного ношения «сулу» (набедренной повязки). В некоторых же районах даже такое формальное христианство существует с весьма недавнего времени.
Главой нового религиозного движения — «махди» всего фиджи — является старый вождь племени Короваиваи, по имени Новосавакадуа (Тот-кто-не-говорит-двух-разных-слов); свое учение он называет «на тука». Он утверждает, что послан на землю древними богами. Требования «на туки» незамысловаты, зато решительны: всего-навсего отмена «лоту» (христианства), ниспровержение правительства и полнейшее торжество «на туки» вместо того и другого.
Движение пока не достигло серьезного размаха, но тем не менее трудно сказать, сколь тяжелы могут оказаться последствия, если оно не будет немедленно подавлено».
Отец и мама были в ужасе от того, что их дочь оказалась такой законченной «ки вити» (фиджийкой) и маленькой язычницей. Само собой, они немедленно взялись за мое религиозное воспитание.
Меня, разумеется, крестили, но не в англиканской церкви, к которой принадлежали родители. Методистский священник преподобный Лоример Файсон был другом отца на Фиджи с самых первых дней, к нему-то меня и принесли крестить; крестной матерью была хорошенькая зеленоглазая дочь еще одних давних друзей отца. Я звала ее Полоу.
Когда от одной из маминых сестер, по прозвищу Ложка, пришло письмо с требованием «точного описания» племянницы, отец ответил стихотворением, озаглавленным «Дитя Урагана». Оно слишком длинно, чтобы приводить его полностью, но вот несколько строф:
«Ее описать на бумаге!..»
Чтоб этих достигнуть нам сфер,
Забуду я в дерзкой отваге
Поэзии строгий размер.
Лишь списком достоинств картину
Решись я украсить — и та,
Их не исчерпав в половину,
Покроет всю площадь листа.
О Ложка, то «лува нии сава»,
У эльфов занявшая прыть,
Одна у ней в жизни забава —
Родителей бедных дразнить.
Подобен грозе с океана
Ее переменчивый нрав.
Грозится нам: «Жди урагана»
Барометра стрелка, упав.
Так строги ее повеленья
И власть так по-царски тверда,
Что ждет она повиновенья
И вечно покорного «да».
Ни скидок не даст, ни уступок,
К поблажкам не склонна притом.
Лишь скажет и строго и скупо,
Мол, это «пусть сделает Том».
Я уверена, что никакими особыми достоинствами не отличалась. Стихотворение характеризует только самого отца, его кипучую, нежную, восторженную и преданную натуру. Счастье переполняло его душу и вот вылилось в это легкое, беспечное стихотворение.
В начале следующего года было решено, что рожать второго ребенка мама поедет к своим родителям в Викторию и возьмет меня с собой.
Н’Гардо был безутешен. Отец хотел отправить его с нами, но, как оказалось, существовали правила, запрещающие туземцам уезжать с Фиджи.
