На бледной лазури летнего неба рождественские деревья распростерли свои цветущие ветви. Их пышные золотисто-желтые кроны издали были похожи на позолоченные солнцем облака, сбежавшиеся к горизонту.
Деревья росли прихотливыми купами за оградой джиллардовской фермы Веселые Озера, на северной стороне, там, где начинались сухие, колючие заросли. С заднего крыльца дома, где стояла Минни Джиллард, стволы деревьев были почти не видны. Рождественские деревья находились под охраной закона. Большую часть года они чернели вдали, за пшеничным полем, мрачные и зловещие, но с наступлением рождества одевались в свой пышный наряд. Взгляд миссис Джиллард блуждал по деревьям и пшеничному полю, и мысли ее уносились к прошлому; старые надежды, разочарования, сладостные и горькие воспоминания вспыхивали и гасли.
Спелая пшеница колыхалась в поле за домом; с севера, с запада и с юга ее обступали кустарниковые заросли. В жарком полуденном мареве заросли казались черными, а далекие холмы на горизонте — бледно-голубыми.
Взгляд миссис Джиллард скользнул по серебристым ручейкам дикого овса, струившимся меж спелого золота пшеницы. На жнивье, где месяц назад прошел комбайн, выросла ржанка. Миссис Джиллард следила за птицами, за взмахами крыльев, черных с белыми отметинами, описывавших круги над красной землей, лежавшей под паром по соседству с пшеничным полем.
Нынешний урожай был лучше, чем во все прошедшие годы. Окидывая взглядом поле, миссис Джиллард бессознательно отмечала про себя границу темно-бронзовой «федерейшн» и бледно-розовой «куррауа». Последней, впрочем, оставалось немного — всего несколько акров. Когда в пшенице раннего сорта появился грибок, Джордж в конце октября пригнал на эту часть поля жнейку.
Миссис Джиллард невольно — это уже вошло у нее в привычку — сравнивала сорта, прикидывала в уме, сколько может дать с акра посев на самом дальнем участке, раздумывала, снимут ли они, как предполагал Джордж, восемь мешков с шестидесяти акров. Ей припомнился тот день, когда Джордж засевал эти шестьдесят акров.
Тускло-голубое небо было подернуто прозрачными, разметанными ветром облаками. С этого же крыльца она наблюдала тогда за Джорджем. Стоя на платформе сеялки, маленький, коренастый, он спокойно погонял тройку крупных гнедых коней, неторопливо продвигаясь по вспаханному полю.
С горячей мольбой за успех сева она следила, как из ящиков сеялки сыплются в рыхлую землю семена и фосфаты. Взошла луна, а Джордж продолжал сеять. Он хотел засеять все до дождя — клялся, что носом чует, как он надвигается. И едва Джордж успел закончить сев, как дождь окропил землю мелкими, частыми брызгами. Джордж совсем ополоумел от радости. Стоял под дождем и орал:
— Давай! Давай! Лейся!
Это было похоже на чудо. Да, дожди в тот год начались как раз вовремя и напоили жаждущую землю. И красная земля вскоре зазеленела первыми всходами пшеницы. Дожди поили землю и потом, пока наливались колосья, и стебли пшеницы поднялись выше ограды — золотые, тяжелые. После многих лет засухи и неурожая в тот раз никто не сомневался, что хлеба будут хороши.
— С шестидесяти акров снимем двадцать четыре бушеля, — радовался Джордж.
Но вышло по-иному. Не довелось ему снять этот хлеб, который он посеял, в который вложил столько упорного труда и на который возлагал такие надежды. С того памятного утра, когда он получил извещение из банка, его жнейка, словно разбитое бурей судно, лежала без дела среди моря спелых колосьев.
Минни Джиллард поглядела на лужайку около дома, и веки ее затрепетали. С полдюжины овец, остриженных, тощих и грязных, стояли, сбившись в кучу, в тени высоких худосочных деревьев возле крытого водоема. Минни Джиллард вспомнилось, как Джордж рыл этот водоем. Двое парней из Ялла-Уинди пришли подсобить ему. Они взрыхлили плугом тяжелую, неподатливую землю, а Джордж работал у землечерпалки. Как трудились они в самую жару, в пыли! Миссис Джиллард казалось, что она и сейчас видит их всех перед собой — людей и лошадей, надрывающихся за тяжелым плугом и у землечерпалки, слышит, как мужчины кричат на лошадей:
— Но, но! Боксер! Красотка, Кукла, Черт, Барсук! Пошевеливайтесь!
Три лошади стояли посреди лужайки в негустой тени эвкалиптов и, дружно обмахиваясь хвостами, отгоняли мух. Этих лошадей — потомство старой Куклы и Барсука — вырастил Джордж, но миссис Джиллард знала, что теперь они уже не принадлежат Джорджу. А коров увели еще неделю назад.
Минни Джиллард бросила взгляд в сторону доильного навеса: на врытых в землю раздвоенных шестах покоилась крыша из валежника. Навес для сельскохозяйственных машин тоже был крыт валежником и обнесен еще с трех сторон такой же изгородью для защиты от непогоды. Конюшня помещалась рядом — десять стойл с надежными подпорками из эвкалиптовых бревен, крытых ветками и соломой. Сбоку, под той же крышей, были пристроены сеновал и сарайчик для упряжи.
Джордж очень гордился своей конюшней. Он сам валил для нее деревья и сам строил ее. Несколько белых кур рылись в земле около конюшни. У изгороди из валежника, опустив голову на лапы, лежал старый пес.
