Дети тумана - [6]
Густав. Он сказал, что будет у лошадей, в манеже!
Сембий. То-то, то-то, место стоящее — оказывается «крестный», наш лошадок любит… Только, как бы сам без головы и не оказался!..
Анна. Сембий!
Сембий. Так разве не любо, дверь, какой-то городской богадельни украсить городской головой!
Анна. Ты совсем сдвинулся, Сембий!
Сембий. Нет, дорогая, наоборот — рикша со своей двуколкой всё прямо, своей дорогой и идет. Другого-то, ничяго, ему не дано! Он же человек неполноценный, ничего другого не умеет — кроме как двуколку катать… То вы о нём думаете, знаю, знаю… А рикша мог бы и стать учителем истории, только лгать не хотел, как другие все лгали! (В дали, зазвучал церковный колокол.) Охо! Колокол на церковной башне! Красиво, да… Может, это нас уже отпевают? (Пауза.) Нет, братан, рановато, рановато еще. Еще не известно по ком колокола звонить будут!
Анна. Да угомонись, ты, пусть себе звонит!
Сембий. А почему вдруг да сейчас?
Анна. Я не знаю. Я не знаю.
Сембий. Я щас возьму за шиворот! Звонаря этого! Сейчас же.
Анна. Сембий!
Сембий. Мы живы еще пока! Живы! (Убегает.)
Анна. Он невозможен! Со всей своей двуколкой побежал… Вы знаете, тут рядом небольшая православная церквушка…
Густав. Мне кажется, там кто-то там дорвался до колоколов и теперь безумствует!
Анна. Пусть себе безумствует. Угомонится. (Пауза.) И будет тогда тишина. Тишь да гладь. Идите, Густав. Я теперь одна хочу побыть…
Густав. Да, я понимаю, простите.
Анна. Не пропадите только насовсем.
Густав. Слава Господу — я уже пропал!.. (Ушел.)
Анна. Ну, вот и звонарь замолк. Ничего ведь не известно покамест, всё еще по-старому, что скажете на это, лебеди мои белые? Может, станцуем еще в последний раз? Кто тут моим кавалером был? Это вы, кажись? Ах, не всё ли равно. Мне все безумцы любы! Я бы могла протанцевать со всеми вами по очереди… А почему бы и нет? Вы когда последний раз танцевали? Вы не помните… Может, это в палате лечебницы с девушкой совей мечты… И где нынче души ваши роятся? Может где-то тут рядом с нами — в липе той, как пчёлы? Каждый такой оазис, как наш — это же безумный вызов всемогуществу пустыни… Я прошу. Я знаю, вы поможете нам сберечь это место… Помогите, любимые мои, я прошу… Это безумие, я знаю, да безумием только да и можно одолеть… А теперь, станцуем! Станцуем, дорогие мои, танцевать, танцевать…
Слышен топот коней. На манежной площади с двуколкой появляется Сембий.
Сембий. Ехей! Где это вы, господа? Рикша подан! Хелло! Есть тут кто? Рикша долго ждать никак не может! (Пауза.) Зря, что ли я сюда прискакал? Дворянин нашелся!
Неожиданно появляется Жебровский.
Жебровский. Не зря прискакал, Сембий. Правитель замка вот тут и ждет уже… Привет, Сембий! Ну, как хозяйство моё, понравилось? Сегодня опять объездку делал… Кабардинец молодой, такой пугливый! Южная кровь. Не поделаешь ничего! Но мы быстро найдем общий язык. Сами-то на скакуне таком когда-нибудь гарцевали? Не? А то надо опробовать! Салтана моего ни одна лошадь не превзойдет… Арабская порода таки… Уже при Иоанне Грозном кони такие в России появились… А балерина одна знаменитая сказала, что ничто не сравнится с грацией арабского скакуна…
Сембий. Рикша — тяговая лошадь — много чего потянуть может, да и уж неприхотливый не в меру… Но то лишь до предела — до рубежа одного…
Жебровский. Но, Сембий, не враги же мы какие-то, в одном городе живем, да может по блядкам когда-то вместе ходили. Ну, хорошо, хорошо, я пошутил…
Сембий. Да не знал я, что вы шутник этакой.
Жебровский. Да, ладно. Давайте, шутки в сторону.
Сембий. Да, тянуть не будем. Я слушаю.
Жебровский. Честно говоря, я и не знаю с чего начать…
Сембий. Да. Сочувствую я вам — трудно ведь так — сразу ножом по горлу… Нужненько сперва заговорить маленько… Хорошо вы начали, вы продолжаете!..
Жебровский. Да, я вижу — прытки вы на язык… Так я, по-вашему, тут, вроде как гангстер, какой, главный.
Сембий. Я ошибся?
Жебровский. Да. Вы тяжко просчитались, Сембий. Ничего незаконного мы делать не будем!
Сембий. Да в чём речь! Конечно! Всё законно только, да всё в белых перчатках!
Жебровский. Ну да что это у нас тут за разговоры пошли — никто ведь вас еще никуда не гонит, и вообще всё это покамест одно лишь видение такие только, ничего больше… До осени ведь еще далеко…
Сембий. Значит до осени. До выборов в думу мы еще вправе там побыть. А после в общагу иль богадельню.
Жебровский. Да что вы такое говорите, есть же социальный дом…
Сембий. Да уж, социальный дом — это звучит гордо.
Жебровский. Позвольте, я вам вкратце обрисую суть дела. Мне ведь этот дом не нужен, у меня и дача есть, да и охотничий домик, куда от суеты городской умотаться, мне ничего не нужно, но есть ведь и старые, больные люди, лучшие люди города нашего, труженики заслуженные, и в думе и в других местах… Да разве они на старости лет не заслужили… Тихий уголок под акациями, да липами…
Сембий. Кончаете вы эту чушь нести! Никакой пансионат для стариков и помине там не будет — средь ваших таких старых да и нету. Начистоту говоря — запретная зона там у вас будет, да бултерьеры ваши охранять всё то будят. (Пауза). Деревья все повалят. Всё заасфальтируют. Колодезь засыплют… И каюк оазису…
Автор этой книги Леонгард Франк хорошо известен советским читателям по многочисленным переводам его произведений на русский язык и на языки народов Советского Союза. В нашей стране давно оценили и полюбили его как талантливого прозаика и публициста, как одного из крупнейших представителей немецкого критического реализма. Однако Л. Франк писал не только романы, повести, рассказы, публицистические статьи и очерки. Он творил и для сцены. В Германской Демократической Республике в 1959 году — в качестве дополнения к шеститомному собранию его прозаических сочинений — был выпущен однотомник пьес Леонгарда Франка. Драматические произведения Л.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
![Из Парижа [=Где ты?]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
Четверо путешественников, в надежде на новую жизнь, уезжают в Париж. Однако, сбежав от одних проблем, герои приобретают другие.
«Иван и Сара» — пьеса о двух сумасшедших — немолодых русских актеров, — опрокинутых в новые обстоятельства жизни — в эмиграцию. В израильскую жизнь с ее древней героикой и современной эротикой смогут вписаться люди новые, полные сил, не знающие страха. Но как в нее вписаться двум немолодым репатриантам из России, мыкающимся на обочине этой чужой реальности, пронизанной солнцем и автоматными очередями? Они очень надеются, что их увидят и оценят коллеги из израильских театров. Нет денег, нечего есть и нечем платить за квартиру; сын служил в армии и куда-то исчез; они его ищут по всей стране и в чужой стране, без языка, они на дому репетируют сценки из спектаклей, в которых они когда-то играли… — несмотря ни на что.Пьеса посвящена особой, несгибаемой, вечной людской особи — Артистам.«Иван и Сара» — диалог любящих душ за мгновение до разрыва.
Сюжет пьесы основан на реальных событиях. На одном из заводов, в целях повышения производительности труда, была отключена система безопасности. В результате пресс раздавил одного из рабочих. Его молодая вдова — главный герой этой истории. Пытаясь добиться справедливости, она начинает борьбу против системы.«…Это пьеса с активной гражданской позицией, поэтому очень важен вопрос — с кем ее ставить — резонирует ли она с труппой. В нашем случае ответ — да. Чем больше мы работаем над ней со студентами, тем больше она всем нравится.В пьесе чувствуется влияние Брехта — на мой взгляд, ключевой фигуры театра 20-го века, гораздо в большей степени повлиявшей на современный театр, чем мы привыкли признавать.
Вильям Шекспир - великий английский драматург, поэт и актер. Его творчество является вершиной мировой драматургии. Произведения Шекспира на протяжении вот уже четырех веков имеют поистине безграничную власть над сердцами миллионов читателей во всем мире. Язык его трагедий, комедий и сонетов стал языком великой английской литературы.